Стражи Красного Ренессанса

— Говорю ему, до меня дошли слухи, — смаковал подробности Марик, — что вы с этой самой Зайцевой трахались во все щели. Как злые хорьки. А он мне пальцы гнет, типа, не имею права с ним так разговаривать, он, видите ли, главный блядский специалист своего сраного НИИ, а председатель Совета Министров Конфедерации его родственник. И вообще, это личное дело каждого, с кем спать. Я ему тогда отвечаю: "Мне похер, кем ты был, ибо будешь оленям хвосты крутить за предательство Родины. Скажешь, не ты своей шмаре допуск дал?" А он мне говорит, что она его опоила, а допуск похитила, пока он невменяемый был, поэтому в худшем случае это халатность, а не предательство. Я на него наседаю, а он ни в какую. Рожа наглая, глаза заплывшие. Гнида короче конченная. А под конец вообще охамел, говорит, доказательств нет, так что сосите, господин следователь. Палец средний оттопырил, козлина, и улыбается. Придурок, решил что на обычного следака нарвался. Где только таких муфлонов тупорылых рожают? Зато потом во всем признался, и детектор лжи не понадобился. Тоже мне двоюродный племянник председателя нашелся…

Голова у Леши начала болеть нестерпимо, но попросить заткнуться товарища он не решался, поскольку тот в своей обычной манере разговорится еще сильнее.

— Ладно, Марик, закрыли тему, — внезапно оборвал Верзера Влад.

Леша удивился. Черноземов никогда не осаживал Марика, скорее наоборот раззадоривал, а тут вдруг предложил помолчать. Неожиданно, но приятно.

— А что я не прав, что ли? — спросил Марик. — Он за пизду родину продал, а я ему спасибо говорить должен.

— Тебе ж сказали, заткнись! — на это раз рявкнул Роберт. Очень зло рявкнул.

Удивительно, но Марик подчинился.

Вскоре в комнатку зашел столичный страж Коля Санин. Он сообщил, что можно пройти на взлетную площадку. Левимаг был похож на лежащий на боку гигантский карандаш черного цвета. В длину летательный аппарат был, наверное, метров пятнадцать, четыре метра в ширину и столько же в высоту. Возле откидной лестницы, ведущей внутрь чудо — машины, стоял мужчина в летной куртке и добродушно улыбался — очевидно, один из пилотов.

— Товарищи, граждане и господа, — весело сказал он, — прошу вас на борт. Путь наш не близок, семь тысяч километров с лишним, но прилетим мы в пункт назначения примерно через десять часов.

— А я думал, можно за пять долететь, — сказал Марик.

— Можно, — согласился пилот, — но тогда придется ослабить защитное поле и японцы с вэками нас засекут с помощью спутников. А левимаг вещь весьма конфиденциальная и лучше ему лишний раз не светиться, к тому же мы пойдем по кратчайшему пути, через Северный Ледовитый океан и Канаду.

Салон показался Леше довольно‑таки уютным. Пять кресел справа, пять кресел слева. Напротив каждого — квадратный иллюминатор. Что удивительно, снаружи левимаг выглядел однородно черным, и окна были незаметны. Планкин знал, что при взлете летательный аппарат потускнеет, а затем, когда включится защитное поле, и вовсе приобретет бледно — серый окрас. Однако это знание никак не могло помочь победить головную боль. Сейчас, может быть, впервые в жизни он завидовал Марику, который без труда справлялся с такой проблемой. Да и Влад, и Роб с помощью медитативных техник также могли если не преодолеть, то уж точно затушить болевые ощущения.

А Леша так не умел. Плюхнувшись в кресло, он пристегнулся, принял таблетку и закрыл глаза. Тяжело чувствовать себя ущербным на фоне других. Нет, ты понимаешь, что не хуже остальных, что у тебя есть свои особенные способности, однако это почему‑то не помогает. Дело, наверное, в зависти. Это очень гадкое чувство, которое нельзя удовлетворить.

"Вот Марик, например, никому не завидует, — думал Планкин, погружаясь в дремоту, — ему все по барабану. Он боли, наверное, вообще никакой не чувствует: ни душевной, ни физической. Делает, что хочет, и плюет на все и всех. И я ему завидую, а он мне нет. И пускай я знаю в совершенстве семнадцать языков…"