Стражи волшебных миров

В этой семье мне нравился только их отец, дядя Серен. Вот он был правильный дядька, и совет дельный всегда подаст, и посочувствует к месту. Правда, его почти никогда не было. Мой папочка немного загонял его, дядька Серен приходил домой только тогда, когда уже не мог ходить и падал от усталости.

Единственной моей отрадой был Дак Каартан. Он был значительно старше меня, когда я только начал осваивать грамоту, он уже заканчивал обучение. Но он был со мной, начиная с раннего детства. Сначала потому, что отец попросил его присматривать за мной, а потом потому, что мы просто сдружились. У него тоже не было компании, чтобы играть в сложные игры, а я всегда с радостью принимал то, что он показывал. А ещё в его присутствии Сероновичи никогда не пакостили. У Дака всегда имелась для них хорошая плюха в запасе.

Мы отличались только в одном — я всегда любил технику, а Дак был в восторге от живых существ. Любых, всяких. Он говорил, что в его детстве не было никаких живых существ, что он вырос на тайной астероидной базе, где не было никаких животных. Их в детстве возили в зоопарк, который взрослые устроили на одном астероиде. Детям говорили, что в зоопарке живут большие животные. Там были пустые клетки, а на мониторах было показано, как во внутренних помещениях ходят или лежат разные животные. Только много позже взрослым детям сообщали, что это были видеозаписи с планеты или компьютерная графика. Единственными по-настоящему живыми существами в зоопарке были крысы, мыши и насекомые. Поэтому Дак удовлетворял любопытство про животных уже здесь, когда попал в наш мир. Уж тут-то было, на что посмотреть, папочка кроме стандартных животным выдумал множество своих, плюс разные животные из биосфер присоединённых миров…

Дак говорил, что животные сложнее и интереснее для изучение, чем любая техника, что их делал Бог — Создатель и что в них не всегда можно понять, как что работает, даже нам. Я отвечал, что технику мы можем сделать сами. На этом наши расхождения с Даком заканчивались, и мы шли весело играть дальше. Именно Дак научил меня делать разные кораблики, с парусами и с винтами. Кода мы весело запускали их в озере, Малика и Терт кидались в них камнями и пытались потопить.

Один раз я не выдержал, обозвал их недоумками и засветил камнями в дурные головы, по камню в голову. Они, как всегда в подобных ситуациях, побежали жаловаться своей матери и моему отцу, канючили, что я опять напоминаю им, что выше по рождению, и применяю силу. Наказали, разумеется, меня. Отец использовал свои божественные возможности и узнал, что произошло на самом деле. Но меня наказали не по ошибке, а за то, что я действовал слишком жестоко. Надо было, видите ли, сначала произнести ряд ритуальных фраз про то, что делать плохо плохо, и что делать хорошо хорошо. А камни совсем нельзя использовать. Как будто Малика и Терт сами этого не знают.

— Свиньи они просто, эти дети Гу, — сказал Дак, когда узнал про решение взрослых. Пообещал приходить почаще, чтобы мне не было так одиноко рядом с этими недоумками. Но не пришёл, так как ему как повзрослевшему подбросили свой кусок работы. Отец наделил его некоторыми божественными способностями и поручил заботиться о распространении некоторых особо ценных животных по всему миру. Дак был в восторге и захлёбывался рассказами каждый раз, когда ненадолго появлялся у меня.

Зато подросли дети тёти Лаганы, Так и Тика. Вот уж кто точно были детьми богов, так это эти рогатые. Они несли свою божественность, как переполненный водой стакан, с единственным вниманием к тому, как бы не разлить ни капли. Они всегда делали только то, что надо, говорили только то, что надо, и никогда не делали того, чего не надо. А чаще всего вообще ничего не делали, пока им не прикажут. Я как-то раз попытался поиграть с ними в жизнь диких людей, бегал с разными боевыми кличами и изображал охоту, так они сказали, что хорошие мальчики не бегают и не кричат. И сели на травку, довольные собой. Как они могли жить, не играя в разные образы, я не мог представить. Иногда мне казалось, что они какие-то автоматы. Но взрослые их хвалили.

Мне стало немного легче, когда отцу удалось вывести маму из состояния кошки. С этого момента мы стали жить в замке мамы (до этого я спал в резиденции отца под присмотром кого-нибудь из прислуги). Всю бытовую работу пришлось выполнять мне — готовить, убираться, стирать постельное бельё. Хорошо, хоть за одеждой следить не надо было — одежды у нас не было никакой. Я был рад делать эти простые дела. Мама была со мной! Ей можно было что-то рассказать, и она искренне радовалась моим радостям и сочувствовала печалям. Отец никогда не сочувствовал. В ответ на мои рассказы он мог только посоветовать, иногда кстати, иногда совсем не по ситуации. Варианта показать чувства у него, похоже, не было. Хотя иногда он меня жалел.