Он и вправду был как две капли воды похож на монголо-татарского хана, не хватало только остроконечной шапки и лука за спиной. Буряты — те же монголы, и вера у них одна, не без гордости объяснил Мамай своим новым корешам Стражникам. Это было его блатное погоняло, а рыцарского звания он так и не получил — не до глупостей было, назревали серьезные дела.
Мамай вообще был серьезным парнем. Правда, диким и примитивным, как доска. Но от него и не требовалось интеллекта. Фантазировать Вольдас умел сам, а Мамай обладал крепким практичным умом, понимал, откуда можно взять деньги, и, что тоже немаловажно, знал город снаружи и изнутри. После пары отсидок у него завязались хорошие связи с блатными авторитетами. В уголовную жизнь нового помощника Вольдас не вникал, предоставляя ему в этом отношении полную свободу, но иногда пользовался его контактами и возможностями.
Власть над душами родственника монгольских завоевателей не интересовала, но у него имелась своя философия, суть которой он изложил Розину в самом начале знакомства. Она была проста и неуязвима: если общество опустило тебя в полную парашу — опусти общество еще ниже и очутишься наверху.
— Допустим, в натуре, ты пацан, уголовник, с судимостью и все такое, — объяснял косноязычный Мамай над стаканом какой-то бормотухи. Вольдас не допускал пьянства среди Стражников, но Мамай был исключением. Не только потому, что почти не пьянел, но и оттого, что в глубине души Главный Стражник опасался ему что-либо запретить.
— И ты, в натуре, хуже всех. А они, гля, вокруг все чистые, честные, не подходите близко. Что тебе остается, если ты весь в говне? А замарай этих чистых. Кого на божью траву подсади, кого к делу подключи. Бросят они в тебя камень, если сами с грехом? Вот то-то.
Мамай немного знал Новый завет и по этой причине имел большой зуб на православную веру. В колонии для несовершеннолетних бурятского паренька из древней буддистской общины заставили вместе со всеми ходить на уроки Закона Божьего и отстаивать молебны в часовне, построенной на пожертвования в дар юным уголовникам. Мамая и Будда-то не особенно интересовал, а уж Иисуса он в гробу видал в белых тапочках, даже в изоляторе сидел за отказ учить Священное писание. Но руководство колонии порешило: сказано все — значит, все, ударим Словом Божьим по криминальным наклонностям подрастающего поколения. Мамай покорился, но затаил обиду и на воле, уже связавшись с Третьей стражей, провернул наглое ограбление московского храма.
Дело прошло удачно, при полном при параде — с серой, фосфором и явлением из-под земли воющих призраков Ночи (звездный час Ксюхи и Митеньки). Мамай сбыл украденные иконы и утварь по своим каналам, деньги честно поделил со Стражниками, но Вольдас его за эту самодеятельность пропесочил и даже пригрозил отлучением от рыцарского сообщества. «Конкурентов не трогать ни под каким видом, — назидательно пояснил он. — У попов своя свадьба, у нас своя; вот когда Третья стража по популярности сравняется с православной церковью, тогда посмотрим».
Мамай по-зоновски отшутился: мол, быстро с…лямзил и ушел, называется — нашел, а все было сделано быстро, как концерт по нотам сыграли. Но правоту Главного он, поразмыслив, признал — зарубаться с верующим населением не стоит. А мысль привести в лоно Третьей стражи широкие народные массы Мамая просто восхитила. Она вполне совпадала с его теорией «замарай всех». Мамай вообще шибко уважал Вольдаса, считая, что тот уже претворил его любимую идею в жизнь.
— Потому как лох, которого ты на улице подобрал и в дело послал — он баклан, грабитель, сто шестьдесят первая статья у-ка эр-эф в чистом виде. А ты, Вольдас, — почитаемый человек, Главный Стражник, и вообще масть держишь по-крупному.
Розин на лесть не западал, да и сам себя все время одергивал: не зарывайся. Стоит погнаться за роскошью, пересесть из скромного добротного «ауди» в вызывающий лимузин, начать скупать особняки на Рублевском шоссе — и не заметишь, как роли поменяются. Кто будет охотник, а кто — добыча? И чья вина?.. Твоя, чья же еще. Ибо сказано было: не возжелай лишнего.
Тайная власть над миром — вот что пьянило его куда сильнее, чем богатство. Он уже понял, что богатые в этой стране плачут больше, чем где бы то ни было. И деньги аккуратно переводил в анонимные трэвел-чеки, догадываясь, что не век ему ходить в Главных Стражниках, рано или поздно веревочка совьется.
И куда ж тогда податься бедному крестьянину? Пожалуй, не наследил он только по ту сторону экватора. Значит, придется осваивать темпераментную Латинскую Америку, мечту душки Остапа, или Зеленый континент. А может, податься в тихую Новую Зеландию, где, говорят, не только хищников, но даже комаров не водится?