Стражница

Здание было пустой оболочкой — кисловатый запах пепла и дыма был сильнее слоя снега, покрывающего обломки. Даже сейчас пожарники осматривали развалины, чтобы убедиться, что больше ничего не тлеет.

Пожарные и полицейские машины выстроились вдоль улицы, голубой и красный свет кружился над зазубренными дырами, которые раньше были окнами, выходящими на улицу. Операторы местных телевизионных новостей боролись за лучшую перспективу, откуда можно было увидеть как можно больше разрушений. Не стоило им тратить на это время. Невозможно было пропустить то, что стало со «Слайсом», даже пластиковая табличка на фасаде расплавилась в неузнаваемый комок.

Я выпрыгнула из грузовика, ещё прежде, чем Колин отключил двигатель, поскользнулась на грязной, покрытой сажей куче снега и промочила ноги.

— Мисс, — сказал один из полицейских. — Вы не можете туда зайти.

— Это ресторан моей семьи!

— Слишком опасно, — сказал он твёрдым голосом и заградил дорогу, когда я попыталась прошмыгнуть мимо него.

Я обыскала толпу, в поисках моего дяди и нашла его. Он наблюдал за всей этой сценой с таким ледяным лицом, как сам ветер, дующий вдоль улицы.

— Дядя Билли?

— Мо? Доннелли ведь должен был отвести тебя домой.

— Я уговорила его приехать сюда.

Он рассеянно кивнул, а я не отрывала взгляда от суетливой активности перед нами.

— Как мама? — спросила я.

— Это разбило ей сердце, — грубо сказал он. — Дело всей её жизни превратилось в руины! Что она по-твоему должна чувствовать?

— Мне жаль, — ответила я, не уверенная, за что извиняюсь.

Он фыркнул, поднимая вверх воротник своего пальто.

— Это мне нужно извиняться, моя дорогая девочка. Я не думал, что всё примет такие масштабы.

— Колин говорит, что это были русские.

— Кто ещё способен на подобное? — он покачал головой. — Нельзя оставлять это безнаказанным.

Я посмотрела на тлеющие развалены, наблюдая, как снег превращается в серую грязь, когда ветер задувал его на то, что было когда-то моим вторым домом. Стойка, за которой я делала домашнее задание, кухня, где я научилась готовить пироги, постоянные клиенты, которых я в детстве так часто встречала, что они стали для меня скорее дальними родственниками. Всё исчезло.

Билли повернулся ко мне, его впалые, морщинистые щёки покраснели от холода. Должно быть он провёл здесь всю ночь.

— Теперь ты мне веришь? Они опасны.

— Я знаю.

— Тогда ты мне поможешь? Только посмотри, что они у нас отобрали. Ты поможешь нам вернуть это?

Я кивнула, и его улыбка была словно благословение.

— Хорошая девочка. Теперь позволь Доннелли отвезти тебя домой.

Немного дальше по улице Колин, засунув руки в карманы, прислонился к автобусной остановки и за всем наблюдал. Когда я выбирала дорогу между грязными кучами снега и лужами, каждый шаг казался мне труднее, чем предыдущий. Ноги были неуклюжими и ледяными. Я спрятала лицо в его куртке и не могла больше сдерживать слёзы, с которыми до этого момента боролась.

Когда я прекратила плакать, мои волосы намочились от тающего снега, а из носа текли сопли. Куртка Колина тоже стала мокрой, и парусиновая ткань под моей щекой была шершавой.

— Ты дрожишь! — сказал Колин.

Я бы возразила, но мои зубы так сильно стучали, что я не могла говорить. Мы как раз хотели пойти к грузовику, когда кто-то выкрикнул моё имя.

— Мо! Подожди!

Я знала этот голос. Когда я, сощурив глаза обернулась, я увидела Ника Петроса, репортёра с моего курса журналистики. На нём была одета поношенная, синяя парка, капюшон, которой он натянул на голову, чтобы оградить себя от холода. В руке в перчатке он держал стенографическую записную книжку. Принимая во внимание покрасневший, обветренный вид его щёк, он находился здесь уже так же долго, как мой дядя.

— Я бы хотел задать тебе пару вопросов, — сказал он.

— Без комментариев, — ответила я.

Он отступил на шаг, когда Колин, заботливо обнимая меня, прошёл напролом.

— С тобой мы поговорим позже! — крикнул он.

Я не сомневалась, что он говорит серьёзно.

Глава 41

Когда мы приехали домой, Колин и мужчина, дежурившей перед закрытой верандой, кивнули друг другу, прежде чем Колин последовал за мной во внутрь.

— Спереди стоит ещё один, — сказал он, отвечая на мой не заданный вопрос. — И так будет по крайней мере в ближайшем будущем.

С Колином я сначала тоже чувствовала себя стеснённой, напомнила я себе. Потом мы стали друзьями, и что вначале казалось так сильно обременяло меня, превратилось в товарищеские отношения.

Почему-то я не могла себе представить, что тоже самое произойдёт с новыми людьми.

— Мам?

Кухня сверкала и блестела. Все лампы горели, и все поверхности — кран, ручка холодильника, подоконники, потёртый линолеум — были начисто вытерты и безупречно отполированы, как будто их тёр кто-то одержимый.

— Обувь, — прошипела я, и Колин наклонился, чтобы снять свои рабочие сапоги, в то время, как я стряхнула с ног балетки, испорченные снегом.