Стрекоза для покойника

– Да, но на тот момент он был без сознания.

– А сейчас?

Доктор пожал плечами. Лука судорожно смяла халат на груди.

Вот и дверь палаты. Стены до половины стеклянные, ослепительный свет – неужели можно умереть, когда так светит?

Господи, о чем она думает?!

Саню она не узнала. У него было белое лицо, такое же ослепительное и холодное, как сияние ламп дневного света на потолке.

– Две минуты! – предупредил доктор, впуская ее в палату.

Она подошла и остановилась у кровати. Логинов был весь опутан какими-то проводами и капельницами, но дышал сам. В изголовье мерно пищал кардиомонитор, синим вектором отмечая линию жизни.

Лука взяла Саню за руку, лежащую поверх накрывающей его простыни, сжала пальцы.

– Сань… ты давай… держись! Ты нам нужен! Тебе нельзя умирать! Ты еще стольких людей не спас, не вылечил… Держись, миленький…

Она почувствовала, что голос у нее дрожит, как ранее у Муни. В глазах защипало. Нет, плакать она не будет!

Белые губы Логинова шевельнулись.

– Что? Ты что-то сказал? – Лука наклонилась к нему. – Повтори!

– Под… нож… скоро ляжет…

«Бредит, – подумала она, гладя его по плечу, – он уже был под ножом…» Нерешительно оглянулась на дверь. Врач стоял на пороге, посматривая на часы.

– Держись, Саня, – решительно повторила Лука и, наклонившись, поцеловала его в губы. – Мы придем завтра!

– Время, – противным голосом напомнил доктор.

В вестибюле ребята взволнованно обступили ее, расспрашивая. Перед уходом Лука выспросила у доктора всю возможную информацию и разрешение прийти завтра.

Синие всполохи прошлись по стенам – в приемное, чуть дальше, привезли еще кого-то. Санитары спешно распахивали двери, доставали носилки, закрепляли на тележке. Лука заметила, что Гаранин вдруг повел носом, будто принюхивался. Развернулся в сторону выхода. Санитары завозили носилки внутрь, лица пациента Лука не разглядела. Пожилой водитель вышел из машины, похлопал по карманам, расстроенно покачал головой и направился к их подъезду. Зашел, крича с порога:

– Степаныч, сигаретка найдется?

Ребята, шедшие на выход, столкнулись с ним. Лука споткнулась о порог, чуть не упала, невольно схватилась за первого попавшегося…

Вспышка…

Окружающий мир исчез, а перед глазами появился догорающий дом и чье-то чумазое лицо под странным головным убором.

– Забирайте ее побыстрее, как бы угарным не траванулась! Хорошо, что вы рядом оказались!

– Еще один младенец? Ну дела!

– Как еще один? У вас, что ли, есть уже один?

– Да вот… С помойки везем маленькую. Скинула сука какая-то…

– Действительно сука! С ней все нормально будет?

– Согрели, главное, а то почти холодная была. Ладно, бывайте! Мы поехали.

– Удачи!

Вспышка… Пеленальный столик, на котором лежат два кулька, рядом с каждым – серая папка с какими-то бумагами. Неловкое движение – и обе папки оказываются на полу. Человек подбирает их и, испытывая минутное замешательство, кладет на место, вот только в том ли порядке? Он и сам не знает…

– Извините!

Лука отдернула руки от поддержавшего ее водителя «Скорой»… В ту же минуту ее крепко подхватили под мышки и вывели на свежий воздух.

– Что случилось? – тихо спросил Яр – ребята ушли чуть вперед.

Лука махнула рукой… Перед глазами все еще стояли эти папки, и ни на одной не было фамилии.

– Потом… Давай уедем…

– Мы домой, – не задавая больше вопросов, сообщил Гаранин остальным, – кого-нибудь подвезти?

– Спасибо, меня Вит с Муней подвезут, нам в одну сторону, – отозвался Димыч.

Лука старательно смотрела в землю. Пусть думают, что она расстроена увиденным в больнице… Нет, она, конечно, расстроена, но из колеи ее выбило именно видение из чужой памяти! Только что она случайно вытянула его из сознания водителя «Скорой помощи», как в доме Эммы Висенте это сделала с ней Этьенна Прядилова, правда, нарочно.

В машине Яр осторожно взял Луку за подбородок и, повернув к себе, произнес лишь одно слово:

– Что?

– Я попробую показать, – замотала головой Лука. В горле стояли слезы. – Не могу говорить…

Она взяла его руки в свои… Нет, так не пойдет! Распахнула куртку, прижалась щекой к груди. От его тепла и стука сердца в душе чуть ослабла натянувшаяся болезненная струна. Лука закрыла глаза и попыталась вновь вызвать видение – выпукло, четко, в подробностях.

Гаранин обнял ее. Она почувствовала, что он улыбается. Улыбается?

– Ты знаешь, мне все равно, правым или левым кульком ты была, – сказал он. – Главное, что мы встретились…

Она подняла на него глаза. Всегда отрешенное выражение лица изменилось, будто его коснулся живописец волшебной кистью, добавляя красок, углубляя тени, прорисовывая полутона.

– Я рад, что мы встретились, – его глаза улыбались, – поедем домой?

Домой… Поедем домой. Такие простые два слова и такие важные.

Яр никогда не оставался ночевать у Луки, и она не настаивала. Не стоит жиличке слишком испытывать терпение домовладелицы – Анфиса Павловна и так уже добра к ней без меры. Поэтому, когда Яр говорил «домой», это значило – в дом на болотах.

Она молча кивнула. Откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза. И открыла их, только когда машина зарулила на участок.

* * *