Стрекоза и Оми

– Совсем сдурели! – проворчал Эхна. – Никто ни о чём не хочет думать и не желает учиться. Ну откуда зимой могут быть стрекозы?!

Он с досадой захлопнул раму.

– Но ведь ты сам только что пожелал чего-нибудь поинтересней, а теперь возмущаешься, – пронеслось в мозгу.

– Не до такой степени, ребята, не до такой степени, – ответил Эхна. – Различайте реальность и фантастику. В конце концов, это разные жанры.

Его раздражало неумение молодых коллег. Их стойкое нежелание учиться чему-нибудь и анализировать реальность. Новая генерация с самого раннего детства жила во вторичной действительности и не желала разбираться в устройстве настоящего мира, казавшегося невероятно скучным и занудливым. Более того, молодое поколение конструкторов даже не пыталось изучать историю создания первых миров и их структурные особенности, то есть основу основ конструирования вселенной, не желало штудировать первоисточники: разработанные когда-то отцом-основателем не без участия Эхны примитивные учебники для начинающих вполне устраивали. Но самым отвратительным было то, что никто не желал овладевать конструкторскими технологиями и умениями хоть что-то рассчитывать. Молодые люди довольствовались готовыми кубиками-шаблонами материи, они тасовали, смешивали их по своему усмотрению, без всякой логики, как заблагорассудится, наслаждаясь неожиданными эффектами получаемого коктейля. Никого не волновала цель проекта в динамике, в развитии. Сиюминутные восторги брали верх, и разрозненные, нестыкующиеся куски материи подменяли цельное устройство мира и взаимообусловленность явлений.

Эхну не впечатляла работа коллег, он редактировал их труды и удивлялся, как это, к примеру, возможно, чтобы в семье явных европеоидов вдруг ни с того ни с сего родилась японка. Если бы её мать изменяла мужу с азиатами, то всё было бы понятно, но нет же, она вела себя безупречно, как благопристойная, добропорядочная женщина. Конструкторов ничуть не волновало, как такое могло произойти. Они не позаботились ни о причинах, ни о мотивации и, скорее всего, не имели абсолютно никакого представления о подобных вещах. Презренный дилетантизм во всём брал верх, возобладав среди конструкторов, и эпитет «великий», казалось, превратился в насмешку. В горький сарказм. Раздосадованный Эхна осознал тогда, что лавину безграмотности в одиночку не остановить, и не стал редактировать ошибку. Японка так японка. По крайней мере, пусть дурость каждого конструктора видна будет. А для этого нет ничего лучше, чем раздуть глупость до полного маразма. До профанации.

Размышляя так, он стал готовить себе кофе. Что бы ни случилось, эта традиция им никогда не нарушалась. Горсть ароматных, хорошо обжаренных зёрнышек перемалывалась на мельничке, и кофе варился в медной турке на небольшом открытом огне. Словом, всё по старинке. Потом уже, в течение дня, он мог пить и сладкий растворимый кофе, и жгуче-горький цикорий, как, впрочем, и любой другой суррогат, но утро должно было начинаться с настоящего. Таково было правило, им же самим единожды установленное, соблюдение которого обеспечивало стабильность и, как ни странно, надёжное функционирование вверенной ему станции.

Надо сказать, что главный конструктор сделал для Эхны исключение. На самом-то деле, на кофе давно существовал запрет: на станции не были разрешены напитки, тем или иным способом воздействующие на работу мозга. Стимуляция сознания считалась действием абсолютно недопустимым. Эхна не раз был наказан, прежде чем на него махнули рукой: профессиональные качества его оказались настолько убедительны, что главный предпочёл больше не замечать шалостей строптивого сотрудника, решив, что результативная работа важнее. Это, разумеется, совсем не понравилось великим конструкторам, которые, не имея смелости возразить боссу, затаили на Эхну злобу.

Когда тот совсем молодым парнишкой пришёл сюда простым оператором, никто и не предполагал найти в нём будущего инженера-стратега. Но ему повезло, его задатки заметил сам главный конструктор и стал опекать как сына. Каждая высадка Эхны подвергалась детальному анализу. Бывало так, что когда процесс вторжения растягивался во времени, то в какой-то момент наступала усталость и мозг позволял себе расслабиться и схалтурить. Думалось, что никто этого и не заметит, поскольку подобные действия никак не влияли на общий прогресс в развитии миров и результаты все равно рано или поздно достигались. Однако от отца, как называли босса на станции, невозможно было скрыть даже малейших огрехов.

– Подключитесь-ка ко мне, молодой человек, – раздавалось на станции.

И Эхна вздрагивал. Это стариковское «молодой человек» не предвещало ничего хорошего. Более того, оно было самым грозным предупреждением.

Когда на большом – на всю стену станции – экране появлялась каштановая голова с огромной роговой оправой на крупном носу, пристыженный Эхна готов был взяться за самое убогое задание в наказание за свой проступок.

– Я бы мог отправить тебя в монолит, – говорил главный конструктор, – но не для того я тебя готовил все эти годы.