Стрекоза второго шанса

– Во, курва! Ща я ее с разбега сделаю! – Макар рванул наверх, но налетел на спускавшегося Даню, горевшего желанием научно разобраться в ситуации.

Видя, что трое уже внизу, к двери Митяя Желтоглазого спустились и остальные, кроме Ула и Лены, оставшихся наверху. На площадке стало тесно. О том, что по лестнице подняться невозможно, знал пока один Сашка, но помалкивал. Остальные считали, что мешают друг другу. Они лезли, застревали, толкались. Макар отдавил Алисе ноги. Даня, чьи локти требовали вертолетного размаха, заехал Макару в переносицу, после чего три раза попросил прощения.

Потом Даня повернулся к Улу.

– Позвольте проявить любопытство, если, конечно, вопрос окажется в пределах вашей осведомленности и не за рамками нашей компетентности? – спросил он без малейшей задержки в рече. Видимо, Даня и мыслил так же, как и говорил.

– Валяй, любознательный ты мой! – разрешил Ул.

– Почему мы не можем прикоснуться к двери?

Ул со щелчком открыл здоровенный нож и, зажав край кожи зубами, подрезал себе заусенец на пальце. Это было сделано таким лихим движением, что Рина забеспокоилась, не отмахнет ли он себе нос. Нос, однако, уцелел.

– Дверь сделана из дубовых досок. Дуб рос между первой и второй грядой. Перед первой, как показывает практика, в основном сосны, – ответил Ул.

– Но только прикоснуться…

– Не смогли, потому что не заслужили! – Ул отплюнул заусенец. – Принцип двушки. Все действительно стоящие вещи не покупаются, не воруются, а заслуживаются.

Даня покосился на дверь.

– Дверь строго для своих… хорошая штука. А за ней что-то ценное? – уточнил он.

– Можешь не сомневаться, – заверил Ул.

Он сел на камни, опустил подбородок на колени и стал ждать. Постепенно вопли прекратились. Застрявшие на нижней площадке пытались вылезать по очереди, пробуя то боком, то спиной, то большими прыжками. Результат был нулевой. Временами кто-нибудь падал и оказывался у всех под ногами.

– Это негуманно! – проорала Фреда, когда ей наступили на ухо.

– Гуманность – это от слова «гумус»! Гуманно будет, если вы доживете до следующего года! – оборвал ее Ул.

Лена нашла тихий закуток, преспокойно села и продолжила вязание крючком. Вязала она что-то длинненькое, вроде шарфа, до поры до времени прятавшееся в пакете. Остальные, не наделенные способностью прессовать время в упругие петли занятости, орали друг на друга, пытаясь вырваться. Ул выждал, пока новички перестанут голосить и более-менее внятно попросят его о помощи. Потом крикнул вниз:

– Сашка, кончайте метаться! Это все без толку! Возьмите с Макаром Даню и тащите его! Кирилл и Влад! Волоките девчонок!

– Как волоките?

– Чудо, былин! Да как хотите! На ручках, на плечиках! Только не башкой об ступеньки! Лестнице пятьсот лет!

Сашка и Макар подхватили Даню и, спотыкаясь, ибо он был возмутительно протяженный, поволокли его по лестнице. Тащить Даню было тяжелее, чем холодильник. Холодильник не жалуется и не дает болтливых советов по своей переноске. Сгрузив Даню рядом с Улом, Сашка поспешно вернулся за Риной и отнял ее у Кирилла, пытавшегося взвалить девушку на плечо.

– Это мой мешок картошки!

– Да без проблем! – кивнул Кирилл и подхватил на руки Фреду. – Только не подумай чего-нибудь лишнего!

Фреда презрительно хокнула.

Вскоре все новички стояли рядом с Улом. Тот выглядел не слишком довольным. Ему явно хотелось, чтобы они просидели перед дверью недельку.

– Почему дверь нас отпустила? – спросил Сашка.

– А самому подумать – напрягаться неохота? Потому что вы не сами поднимались, а кого-то тащили.

– Делали что-то для кого-то! Вот гадство! Это же элементарно до тупости! – простонала Рина.

Ул ухмыльнулся.

– Ага, в смысле угу! Ну так че ж сами не вылезли, если просто? – спросил он ехидно.

Неожиданно во мраке коридора вспыхнул светящийся желтый карандаш. Одним концом карандаш был таинственно закреплен в воздухе, другой же его конец, то укорачиваясь, то удлиняясь, недоверчиво щупал темноту. Прошло несколько секунд. Карандаш перестал быть карандашом, а стал просто рассеянным лучом света, бившим из чьей-то нерпи. По тому, как луч по-крабьи раскачивался, делая одышливые паузы, Рина определила, что это Кузепыч. Если бы луч двигался решительно и собранно – это была бы Кавалерия. Если бы светил в пол, изредка всплескивая, чтобы лишний раз себя не выдать, – Меркурий.

– Гасите факелы! За мной! – Ул рванулся к лестнице, но луч уже уперся в грудь его шныровской куртки.

– Попадалово! – прошипел Ул, останавливаясь.

– Ул! Подойди сюда! Тебе разрешали проводить занятия в подвалах? – раздался сердитый голос Кузепыча.

Ул обреченно потащился к нему. Что выговаривал ему Кузепыч, было не разобрать. До новичков долетали отдельные «пни» – грустные, еловые, подмигивающие и самая грозная и убийственная разновидность пней – якорные пни. Ул, оправдываясь, пожимал плечами. Раскрытые пальцы его ладоней покачивали воздух, точно успокаивая его, а вместе с ним и Кузепыча.

Рина не выдержала и, воровато коснувшись русалки, усилила звук.

– …шныровский сейф… Ты хоть понимаешь… А если кто-то… – услышали они.