Стрела Амура

Как мы уже знаем, начальник убойного отдела был родным братом Саенко, поэтому разбор по запчастям его не касался, начинали обычно с его заместителя Пряхина. Пряхин встал и доложил то, что в общем-то всем было известно. Саенко обратился к Вале, единственной женщине в отделе, отвечающей за информационное обеспечение.

– Сазонова, через полчаса мне бумаги по Рябченко.

– Владимир Викторович, через полчаса не получится, компьютер опять завис.

– Сазонова, почему, когда я обращаюсь, у вас всё зависает? Залипает? Затихает? Отвисните его, а то я действительно определю, что компьютер вам не нужен. Мы в своё время без всякого компьютера за пять минут любую информацию находили.

– Пряхин, надеюсь, в этот раз без заведения ОПД обойдёмся, но три рабочие версии для прокуратуры нужны, какие соображения?

Пряхин обозначил три версии, которые напрашивались сами собой:

– Думаю, первой версией будет убийство Рябченко его подельниками. Она же основная. Зная характер Рябченко, думаю, он насолил кому-то из своих кентов, вот его и вальнули, морду-то они ему регулярно били.

– Отработайте, на всякий случай, версию убийства Рябченко третьим лицом, маловероятно, конечно, но пусть будет как рабочая версия, – сказал Саенко.

– И убийство неизвестного лица неизвестным лицом, – сказал Пряхин.

Тут поднял руку Родин.

– Владимир Викторович, я думаю, что это не Рябченко, и убийство, совершённое с целью устранения кого-то.

– Родин, как ты меня утомил своими фантастическими идеями. И почему ты думаешь, что это не Рябченко?

– Ряба ростом был метр в прыжке, а трупу, если голову приставить, где-то 180 см будет…

– Вот ты сам сказал – был, значит, нет его?

– Ну случайно, ну шутя сбился с верного путя, но ведь я ж дитя природы, хоть дурное, но дитя, – схохмил Родин.

– Вот именно, что дурное! Ты мне смотри, до конца квартала раскрываемость угонов не повысишь – выгоню, и на Кожина не посмотрю! Ладно, Юра Мурин, съезди дактилоскопируй труп, и сразу на экспертизу. Родин, Варкун, возьмите кого-нибудь из его кентов и съездите на опознание. На этом всё. В шесть вечера все на планерке у меня и не бухать! Пряхин, тебя в первую очередь это касается. Шлейф на весь кабинет стоит – хоть закусывай.

– А чё сразу я, Викторович? – огрызнулся Пряхин, – вчера всем разрешили. Я не стукач, но молчать не буду. Под шашлычок даже язвенники и трезвенники пили. Я ещё пузырь Родину проспорил, если он один пить будет, я слюной захлебнусь.

Отпустив личный состав, Саенко направился к заместителю начальника криминальной милиции, а по совместительству, другу Ворошилову.

– Привет, Ваня, достал меня твой крестничек, всё фантазирует, умничает, дело-то очевидное.

– Не горячись, Володя, ты же знаешь, он часто, наперекор всему, прав бывает. Чутьё у парня, интуиция.

– У него чутьё, где бухают. Это он безошибочно найдёт. Хотя ты прав, его как будто кто-то направляет, никогда не видел, чтоб один человек столько преступлений мог раскрыть. И помнит все дела, все номера двигателей угнанных машин наизусть. Память у него феноменальная.

Ворошилов достал из сейфа початую бутылку армянского коньяка, лимон и две аппетитные, посыпанные зеленью котлетины, каждая размером с ладонь.

– Давай, Володя, за День Победы, за отцов и дедов наших по маленькой. Сегодня не грех.

Саенко залюбовался котлетами. Как их готовила жена Ворошилова, Лида, – никто не мог готовить. Из чистого мяса, с луком и зеленью, обязательно охлаждённые – они таяли во рту. Под них не то что коньяк – яду можно было выпить.

Ворошилов разлил коньяк по рюмкам и оба встали за столом.

– Давай, не чокаясь, – предложил Ворошилов, – у меня дед под Сталинградом погиб.

– А у меня под Харьковом, – отозвался Саенко.

Опорожнив рюмки, друзья закусили котлетами.

– Володя, не стесняйся, ешь, ещё есть. Лида, как всегда, с запасом наготовила, так что весь твой розыск накормить можно.

Выпив ещё рюмку, Саенко закурил, откинулся на кресле и мечтательно прикрыл глаза.

– Через две недели отпуск, домой помчу, там уже клубника, вишня будет. А помнишь, как начинали ещё в старом городе? Помнишь банду бурята, месяц ведь тогда в кабинетах жили, ведь ни один сучонок так и не сознался. Всё доказывать пришлось.

– Да уж, с нынешними не сравнить, один только Червонец с Королём чего стоили, а Фантик – мошенник?

Подогретый коньяком, Саенко раскраснелся, подобрел. Уверенный в том, что убиенный – это Рябченко и опера до вечера раскроют убийство, он пребывал в хорошем настроении и не прочь был предаться воспоминаниям.

В дверь постучали. Зная, что кроме розыска в управлении никого нет, Ворошилов даже не предпринял попытку убрать бутылку.

Сказав «войдите», он просто отошёл к своему рабочему столу.

В кабинет, держа в руках пухлую папку, вошла Сазонова Валя. Как бы оправдываясь за неловкую ситуацию, она протянула папку Саенко и сказала:

– Владимир Викторович, я посмотрела материалы, Гусев и Старовский три месяца назад обещали Рябченко голову отрезать и маме на блюде с голубой каёмкой принести. Какие-то у них разборки из-за денег были, вроде как Рябченко их кинул.

Саенко, крякнув от удовольствия, обратился к Ворошилову: