Стрела Амура

– Вот видишь, Ваня, всё до банального просто, а ты – чутьё, интуиция… Молодец, Сазонова, буду рапорт на поощрение писать – обязательно тебя укажу!

– Рано делить шкуру неубитого медведя, – из угла кабинета парировал Ворошилов.

– Ваня, вечно ты стремишься настроение людям испортить, прямо как выкормыш твой. Всё же очевидно! Нет, вам надо ложку дёгтя подбросить обязательно.

В разговор вмешалась Сазонова:

– Владимир Викторович, Родин, скорее всего, прав. По описанию, у Рябченко на левом предплечье девушка наколота, а у трупа – роза.

– Идите вы со своим описанием, – не хотел расставаться с мечтой о скором завершении дела Саенко. – Небось, сами напутали, а теперь валите с больной головы на здоровую. Ладно, дождёмся опознания, там видно будет.

Рябченко

Николай Рябченко, мужчина 35 лет, трижды судимый за кражу, грабеж и вымогательство, но при этом благополучно избежавший лишения свободы, благодаря своей матери, жил праздной жизнью на её же деньги. Нигде не работал, был завсегдатаем ресторанов и казино. Регулярно являлся зачинщиком драк, разборок, но при этом всегда успевал скрыться до приезда милиции. Ряба был головной болью всего уголовного розыска, и именно поэтому оперативники хотели, чтоб трупом был именно он.

Собираясь в морг на опознание, напарник Родина – Родион Варкун – был на подъёме после удачно проведённой ночи.

Высокий, стройный, красивый Родион пользовался успехом у женщин, а его прибалтийский типаж и обходительность практически не оставляли шансов женскому полу.

Родин немного завидовал Варкуну, потому как в любой компании самая красивая девушка доставалась именно ему, но зависть эта не имела каких-то далеко идущих последствий, и помимо того, что Варкун с Родиным были напарниками, они ещё и дружили.

– Родька, кого на опознание возьмём? – обратился Родин к Варкуну.

– Давай Славу Хулигана. Сейчас позвоню ему, сто пудов ещё харю плющит дома, пусть свою задницу тащит сюда.

Набрав номер телефона Хулигана, произнёс:

– Привет труженикам уголовного фронта! Хулиган, кто-то твоему кенту усекновение главы произвёл. Надо на опознание съездить.

– Что такое усекновение?

– Да голову отрезали, блин, Рябе. Давай скорее. Подъедешь, дежурному скажи, чтоб нам позвонил.

– Какой необразованный криминальный контингент пошёл, – возмутился Варкун.

– Ты на себя-то посмотри, до сих пор твою «микрофилию» забыть не могу.

Это Варкун как-то в разговоре решил блеснуть эрудицией в знании, кто такой некрофил.

– Может, пока чаю хлебнём?

– Давай. Хулиган после вчерашнего долго будет собираться.

– Родька, ты уверен, что это Коля Ряба? – отхлёбывая из стакана, спросил Родин.

– Да ты чё, Серёга, сам же видел. Это его башка. А в двойников я не верю.

– Нестыковок как-то много. Вот тело как будто не его, и рост, и комплектация… Мне ещё Валя с информационного сказала, что у Рябы была баба на предплечье наколота, а у трупа – роза.

– Серёга, что ты за человек, постоянно сомневаешься! Плохо тебе, что ли? Сейчас всю братву их соберём, колонём – и делу конец.

Зазвонил телефон: звонил дежурный, который сообщил, что подъехал Слюсарев – в простонародье Хулиган. Это известие прекратило спор друзей, они собрались и вышли из кабинета. Внизу возле дежурной части стоял Слюсарев, Родин завёл его в допросную. Нужно было перед опознанием уточнить несколько деталей.

– Ты помнишь, во сколько и с кем Рябченко ушёл из кабака?

– Точно не скажу, все уже угашенные хорошо были, по моим прикидкам, около трёх ночи.

– А с кем он ушёл?

– Да ни с кем, мы вышли с ним на улицу, он сказал «мне хватит» и уехал на такси.

– Что за такси было?

– Точно не помню, но вроде хачик на зелёной семёре. Он постоянно пасётся возле «Полёта». – Слюсарев поморщился от головной боли и, растирая виски, спросил: – Мужики, может, кто другой съездит, а? Вон Сохатый тут рядом живёт…

– Хулиган, ты чё – зассал, что ли? – поинтересовался Варкун.

– Да хреново мне после вчерашнего, боюсь вывернет.

– Раньше надо было бояться, когда каку кушал. Некогда нам, поехали.

Сев в служебную машину, Варкун кивнул Родину:

– Пока всё совпадает, и по времени тоже. – Родин промолчал, сделав вид, что не слышит, и продолжил разговор со Слюсаревым.

– Ряба с кем-то цеплялся, когда в кабаке был?

– Вы что, Рябу не знаете? Как напьётся, так все козлы, один он Д’Артаньян. Так это всегда бывает, внимания никто не обращает уже. Ну официанту в бубен дал за то, что тот у него рюмку перевернул. В общем, ничего выдающегося.

Когда подъехали к моргу, на крыльце стоял Закин в окровавленных перчатках и с удовольствием затягивался сигаретой, держа её хирургическим зажимом.

Хулиган кивнул на табличку, на которой было написано «МОРГ» и произнёс:

– Всегда, когда вижу это слово, удивляюсь – почему именно морг?

– Тёмный ты человек, Слюсарев, – ответил Родин. – «Морг» – это аббревиатура, расшифровывается – «место окончательной регистрации граждан».

– Ты серьёзно? Я думал, морг, потому что мёртвые, место окончательной регистрации… сука, аж мурашки по коже… лучше бы не знал.

– Так для тебя и «моменто море» означает «мгновенная смерть».

– Само собой, а что не так?