Стрела Аримана. Антология российской фантастики

— Ты не прав, — повернувшись, приподнялся на локте каменщик, и убеждение лепило его слова, — смотри, как они рвут пищу, обманывают хозяина. Нет у них человеческой благодарности. Попробуй приласкай — они сочтут это слабостью. Пни — будут лизать твои ноги. Такова их природа.

Ис вспомнил свой внутренний спор там, в пустыне — нет, не просто убедить каменщика, ведь даже с собой ухо нужно держать востро.

— Благодарить-то им тебя не за что. Держишь ты их для той же цели, что и осла. Работают они за похлебку, зато у тебя есть возможность размышлять. Читать. Спорить. У тебя же и трое соплеменников работают — за долги.

— Я — тружусь!

— Но как? В камне ты видишь прообраз строения. Для них камень — проклятие. Ведь кладут-то камень — они! А если бы тебя, свободного человека, заставили копать от темна до темна ямы под фундамент величественнейшего храма, а потом пхнули в затхлую конуру, стал бы ты восхищаться храмом? А при случае сытые парни, одетые в гремящую медь, могут проделать кое-что подобное — в столице Империи строители нужны. Им — был бы приказ. И они не жестоки. Они просто равнодушны и дисциплинированны. Им внушили, что за них отвечает десятник, сотник и далее — по восходящей. Они же — только исполнители.

Голос Иса был спокоен, разве чуть подрагивал, как паровая магистраль под высоким давлением. Впрочем, его собеседник, не знакомый с подобными системами, вряд ли замечал это.

— А человек — если он человек, — еще тише и спокойнее продолжал гость, — должен отвечать за себя. А ведь они, как и вы, кстати, считают себя избранным народом. И разница между считающими так лишь в том, что у одних есть возможность брать кого-то за горло, а у других ее нет. А ну как такая возможность появится? Нет, Ртеп, презирая других, никогда не поднимешься до человеческой высоты. И если у вас не пройдет мания своей исключительности — нет вам спасения.

— Что же, до поры лобызаться с этими скотами?

— Кого ты имеешь в виду, рабов или Империю?

— Рабов. Варваров. Говорящих ослов, делающих работу, недостойную людей!

— По мне — всякая работа достойная.

Ис поднялся и прошел к краю крыши, вдоль кромки которой был парапет, служивший продолжением ограды. Он остановился, и впрямь похожий на пророка. В свете луны из внешности исчезло все лишнее. Изодранная одежда обрела величественность, да и манера держать руки схваченными на груди, задумчиво наклонять голову, и вся фигура его, очерченная ночным сиянием, настраивали на торжественный лад. Нужно было совсем немного воображения, чтобы увидеть нимб вокруг головы. Даже волосы казались расчесанными и умащенными благовониями, хотя хозяин волос успел забыть, когда была потеряна последняя гребенка.

Таким видела его со двора сестра хозяина.

— Учитель, ты несправедлив к моему народу!

— Вот те на! — изумился гость, подойдя к Ртепу и усаживаясь рядом. — Я ему про Фому, а он — про Ерему! Я ненавижу всякое притеснение любого народа, И меня удивляет, что требование одинакового отношения к себе и другим, по твоему мнению небогоизбранным народам, ты считаешь умалением национального достоинства своего народа. Но как же можно превозносить себя, мешая с грязью «небогоизбранных»? Нет ничего омерзительнее, чем судить о людях не по делам, а по форме носа и губ, по цвету кожи или языку. И что интересно, ты же сам знаешь, как подлы и угодливы ваши жрецы. Да только ли они? А ростовщики? Так неужели честный варвар хуже мерзавца-соплеменника?

Он передохнул. Гостю явно не хватало комфорта — хотя бы стакана и графина с водой.

— Значит, этот вонючий раб…

— А вот здесь из тебя прет рабовладелец. И если рухнет это смрадное здание, не пощадят и тебя! — рубанув рукой по воздуху, закончил гость. Вероятно, он полагал, что стена мрака, окружающая сознание каменщика, если не полностью рухнула, то дала солидные трещины.

— Если хочешь — поговорим с рабами, — с сомнением почесал за ухом каменщик. Теории он предпочитал практику, не зная классического положения об их взаимосвязи.

— До полуночи еще далеко — поговорим. Хотя вряд ли они будут откровенны — слишком дорого для рабов это удовольствие.

4

Учитель привык к разным ароматам Благословенной земли, но когда рабы стали рядом, его шатнуло: от них действительно пахло не розами. И рубища расползались на острых выступах их плеч. При свете факела они казались особенно заспанными, нечесаными и стихийно-бородатыми.

«Какой же зверинец в этих шевелюрах!» — мелькнуло и погасло в мозгу — гость устыдился своих мыслей. Хозяин усмехнулся, словно уловил мимолетную мысль Иса, — он был неплохой физиономист. Рабы смотрели тупо, отчужденно. Сестра хозяина, приведшая их, зажгла еще одну смолистую ветвь и приблизила огонь к попятившимся рабам.

— Здесь высоко, осторожней, — торопливо предупредил Ис.

И все-таки — они разные! Куг — черноволос, Улук — рыж. У обоих, это Ис рассмотрел с трудом, голубые глаза. И если у Улука брови были тяжелы и размашисты, как широкий удар кисти при работе маслом, то над Кугом словно поработали акварелью. Впрочем, у каменщика не возникало подобных ассоциаций — ему до них не хватало нескольких тысяч лет.