Мистер Нанга был таким же красивым и моложавым, как прежде, — это сразу бросалось в глаза. Директор начал представлять ему учителей. Первым стоял старший преподаватель. Вероятно, под носом у него, как всегда, были следы нюхательного табака. Министр для каждого находил теплое слово, и в искренность его улыбки нельзя было не поверить. Только злонамеренный человек мог в эту минуту не почувствовать себя растроганным. Подошла моя очередь. Испытывая некоторую неловкость, я подал ему руку. Мне и в голову не приходило, что он узнает меня, и я отнюдь не собирался напоминать ему, что мы знакомы.
Он пожал мне руку. Я смотрел ему прямо в глаза. Он чуть нахмурился, и на его лице появилось задумчивое выражение. Нетерпеливым жестом он прервал директора, когда тот, словно попугай, уже в который раз завел свое: «Имею честь представить вам, сэр…»
— Ну, конечно, — произнес министр, ни к кому не обращаясь, а как бы нажимая кнопку спрятанного в голове запоминающего устройства, — это Одили.
— Да, сэр. — Не успел я вымолвить эти слова, как он заключил меня в объятья и чуть не задушил, прижимая к облаченной в шелка груди.
— У вас удивительная память, — пробормотал я. — Ведь прошло не меньше пятнадцати лет…
Он разжал объятья, но все еще удерживал меня рукой за плечо. Затем повернулся к директору и не без гордости сказал:
— Я учил его… э-э…
— В третьем классе, — подсказал я.
— Ну конечно! — воскликнул он. Казалось, даже встреча с давно потерянным сыном не могла бы обрадовать его больше.
— Он наша надежда и опора, — сказал директор в топ министру. Это была его первая похвала за все время моего пребывания в школе.
— Одили Великий, — пошутил министр, все еще задыхаясь от восторга. — Где же ты пропадал все это время?
Я ответил, что окончил университет и вот уж полтора года преподаю в школе.
— Молодей! — похвалил он. — Я знал, что он получит университетское образование. Я всегда говорил его одноклассникам, что Одили станет большим человеком и им еще придется величать его «сэр». Что же ты не дал знать, когда кончил университет?
— Видите ли… — отвечал я, стыдно признаться, весьма польщенный. — Министры такие занятые люди…
— Занятые? Ерунда! Да будет тебе известно, что министр — только слуга. Как бы он ни был занят, он всегда к услугам хозяина. — Все вокруг засмеялись и зааплодировали. Нанга похлопал меня по плечу и велел непременно подойти к нему после приема. — А по то прикажу привести тебя под конвоем.
Я стал героем дня. Голова у меня пошла кругом. Все вокруг казалось каким-то нереальным, голоса доносились словно издалека. Я понимал, что должен быть зол па себя, но злости не было. Я даже поймал себя па мысли: уж не подходил ли я к политике со слишком строгими мерками, которые к ней неприменимы. Но вот я вернулся к действительности и услышал, как министр говорит одному из учителей:
— Это прекрасно. Порой я жалею, что оставил педагогическое поприще. Хоть я теперь и министр, клянусь богом, я чувствовал себя счастливее, когда был учителем.
У меня отличная память, и все же я сам не понимаю, как мне удалось запомнить слово в слово все, что говорил в тот день министр. Я мог бы от начала до конца воспроизвести речь, которую он произнес чуть попозже.
— Видит бог, — продолжал министр, — я поныне жалею об этом. Что может быть благороднее профессии учителя?
Тут все прямо-таки покатились со смеху, в том числе достопочтенный министр, да и я сам. Этот человек отличался бесподобной самоуверенностью. Только он мог позволить себе такую рискованную шутку — если, конечно, он и в самом деле думал пошутить, — когда повсюду среди учителей царило нескрываемое недовольство. Но вот смех утих, и мистер Нанга, вновь перейдя на серьезный тон, доверительно сообщил:
— Можете не сомневаться, те из членов кабинета, кто когда-нибудь работал в школе, сочувствуют вам всей душой.
— Кто был учителем, всегда им останется, — сказал старший преподаватель, поправляя рукава своей вылинявшей мантии.
— Золотые слова! — заметил я.
Мне хочется думать, что это прозвучало саркастически. Чтобы понять, какой притягательной силой обладал этот человек, нужно было испытать ее действие на себе. Будь я суеверен, я бы сказал, что его амулетом было обаяние.
— Только учителя могут оказать такой прекрасный прием. — Он повернулся к приехавшему с ним корреспонденту: — Посмотрите, какое стечение народа!
Корреспондент тотчас выхватил записную книжку и принялся что-то строчить.
— За всю историю Анаты такого еще не было, — заявил мистер Нвеге.
— Вы слышали, Джеймс? — обратился министр к корреспонденту.
— Нет, сэр. А в чем дело?
— Этот джентльмен говорит, что такого еще не было за всю историю Анаты, — повторил я за мистера Нвеге. На этот раз я намеренно валял дурака.
— Как зовут этого джентльмена?
Мистер Нвеге назвал себя и свой полный титул — владелец и директор анатской средней школы. Затем он повернулся к министру и сказал, чтобы подчеркнуть свою роль в организации этой встречи:
— Я лично обошел все селение и оповестил людей о вашем приезде… я хочу сказать, о приезде министра.