Стрела гламура

   – В доме есть открытая веранда! Вот туда мы курточку повесим! – не затруднившись с решением, на тот же фольклорный мотив напела моя подруга.

   – Люли-люли, повесим! – согласилась я.

   По бодрящему морозцу мы пробежались к большому дому и пристроили одежку на перила открытой веранды.

   – Тут кто-то недавно топтался, курил и бросал окурки в снег, – заметила зоркая Ирка. – Надеюсь, любители посмолить на свежем воздухе не станут стряхивать пепел на мою верхнюю одежду.

   – Все будет хорошо, – успокоила я ее, торопясь вернуться в дом.

   Хорошо действительно было, во всяком случае, нам с Коляном, и уснула я в прекрасном расположении духа.

   19

   Чтобы не потерять из виду предприимчивого малыша, спала я в его комнате. Спала крепко и сладко, но недолго, потому что неугомонный Масяня пробудился в семь утра. Сначала он бодрым голосом выдал мне цитату из «Корпорации монстров»:

   – Вставай, валенок несчастный! Сколько можно спать?!

   Я оставила без внимания и оскорбление, и призыв к побуждению, но Мася не отступился. Он немного покукарекал мне в ухо – это тоже не сработало, и сменил тактику, жалостливо заскулив:

   – Мамочка! Мамулечка!

   – Что? – спросила я, не разлепляя ресниц.

   – Мамочка! – Ребенок туго обнял меня за шею и жарким шепотом спросил: – А почему бабочки не спят в берлоге?

   Я открыла один глаз и посмотрела на малыша – издевается, что ли? Какие, к чертовой бабушке, бабочки – в семь утра?! Но ясные карие глазки сынишки светились неподдельным интересом. Чувствовалось, что проблема ночлега мотыльков волнует его не на шутку.

   – Потому что в берлоге спит медведь, – сказала я.

   – И миша хлопает бабочек, потому что они кушают его шубку?

   Очевидно, Мася имел в виду моль, но в моем затуманенном мозгу промелькнуло дикое видение, не лишенное эротизма: здоровенный волосатый мужик по имени Миша, хлопающий по ягодицам ночных бабочек, завтракающих селедкой под шубой.

   – Доброе утро, дамы и господа, геи и гейши! – страдальчески пробормотала я.

   И тут случилось чудо: Масяня потерял интерес и к бабочками, и к моей персоне, всецело переключившись на медведей. Он очень душевно спел песенку Винни Пуха, рассказал стишок про мишку косолапого и еще один, заканчивающийся словами: «А под снегом спит медведь, тише-тише, не шуметь!» Под этим призывом я готова была подписаться кровью.

   Я спрятала голову под подушку, но и там слышала неумолчную болтовню ребенка. И в кого это наш мальчик такой разговорчивый?!

   – Снег идет, снег идет, здравствуй, здравствуй, Новый год! – громко декламировал Масяня, сидя на подоконнике.

   Он повторил этот стишок раз пять, а потом выдал обновленную версию:

   – Катя идет, Вадя идет, здравствуй, здравствуй, Новый год!

   Через несколько секунд до меня дошло, что Катя и Вадя – это не иначе как наши молодожены. То есть Мася сообщил мне, что дурочка Катерина отправилась куда-то в компании негодяя Тараскина. Я отбросила одеяло и метнулась к окну, но увидела только лаково-зеленый бок квадроцикла, с ускорением прокатившего мимо окна. На железном коне восседали супруги Тараскины, я узнала красно-белый лыжный костюм Катерины и голубой комбинезон Вадима.

   – Куда это ее черти понесли? – встревожилась я и побежала будить Ирку.

   – Рота, подъем! – вскричала я, бесцеремонно ворвавшись в девичью светлицу.

   Однако ни Ирка, ни Зинуля, укутавшиеся в одеяла по самые макушки, даже не шелохнулись. Тогда я стянула с подруги одеяло и задействовала Масин репертуар: обозвала Ирку несчастным валенком, бодро кукарекнула ей в ухо и доверительно спросила про ночлег летающих насекомых. Безберложные бабочки Ирку проняли, она покрутила пальцем у виска, едва не выколов себе глаз, и недобрым голосом поинтересовалась, не сошла ли я с ума.

   – Я-то нет, а вот Катька, похоже, окончательно сбрендила! – доложила я. – Она уехала с Тараскиным на квадроцикле.

   – Она совсем дура, что ли? – Ирка окончательно проснулась, села в постели и заелозила ногами по полу, пытаясь нащупать тапки. – В ее ли положении гонять по крутым горам на вездеходе?

   – Ты еще прими во внимание, в какой дурной компании она гоняет по крутым горам! – напомнила я, подсовывая подружке ее обувку. – Боюсь, с мерзавца Тараскина вполне станется нарочно спихнуть молодую жену с квадроцикла на полном ходу! Катька убьется, это сойдет за несчастный случай, и алчный Тараскин единолично завладеет всем винно-водочным королевством.

   – Ох, типун тебе на язык! Не нравятся мне твои пугающие фантазии! – Ирка поежилась и напялила поверх байковой пижамы теплый шерстяной жилет.

   Громко топая, мы пробежались по комнатам и всюду выглядывали в окна, надеясь увидеть поблизости семейную пару чокнутых квадроциклистов, но катальщики уже удалились от дома на приличное расстояние. Мы бы их и не нашли, но помог Масяня.

   – Мамочка! – крикнул он из комнаты, когда мы с Иркой пробегали по коридору мимо открытой двери.

   – Что, детка? – притормозила я.

   Ребенок выглянул из-за шторы и сообщил:

   – А Катя опять посолила снег!

   – Где? – Я подошла к окну.

   – Там! – Мася указал на легендарную Лысую гору, известную также как вершина Б-52.