Читаем Стрела и солнце полностью

Мул, запряженный в повозку, стучал копытами лениво и нехотя. Видать, рабы плохо покормили животное. Слева, под желтым обрывом, сначала медленно, потом с нарастающей скоростью и шумом набегал и обрушивался на скалы прибой. Сердце Ламприска, как бы подчиняясь ритму волн, то замирало, то сжималось все туже и вдруг вздрагивало, пронзенное колющей болью.

По бокам, сочувственно поглядывая на Ламприска, ехали верхом на серых ослах два богатых тиритакских винодела, сопровождавшие архонта в Пантикапей. Позади, злорадно перемигиваясь, шли тощие рабы. Досталось-таки, говорят, хозяину!

Архонт чуть не плакал от обиды. Вздули как нерадивого школьника! Чем он виноват? Погоди же, проклятый старик. Выпадет случай — Ламприск доберется до тебя.

Текли мгновения. Неторопливо плелся мул. Ламприск углубился в размышления и постепенно успокоился.

При всей досаде архонт не мог не признать: наказан он справедливо! И впрямь, сколько можно возиться с вечно голодной шайкой несчастных голодранцев? То у них неурожай. То вино не удалось. То сосудов для хранения не хватило. То пошлина на вывоз слишком высока. Одни жалобы, а денег не было, нет и не будет.

Что толку от их убогих виноградников и давилен? Ни себе дохода, ни государству. Асандр прав: отобрать имущество — и делу конец! Чтоб защитить Боспор от скифов, рабов и черни, наглеющий с каждым днем все больше, нужны солдаты. Много солдат. Чтоб содержать солдат, нужны деньги. Много денег. Не можете платить, бездельники? Пеняйте на себя.

Вернувшись домой, Ламприск созвал коллегию архонтов — должностных лиц, которых Тиритака, сохранившая, подобно другим городам Боспора, видимость самоуправления, избирала раз в год из среды зажиточных людей.

Что? Отобрать имущество мелких виноделов общины в пользу богачей? С тем, чтобы последние внесли в казну долги бедняков? Архонты смутились. Бунт будет!

— Так что ж! — рассердился Ламприск. — Для чего у нас солдаты? — крикнул он, вспомнив слова Асандра. Эх, жаль, нельзя, подобно царю, применить для увещания строптивых палку! — Поймите, — продолжал уговаривать друзей главный архонт, — это выгодно прежде всего для нас. Не хотите почти даром увеличить хозяйства? Я взял бы участок Сфэра — его виноградник примыкает к моему. Асандр требует денег. Не желаете принять мой совет — дайте голодранцам взаймы. Так или иначе надо заплатить.

— Взаймы? А когда они вернут? Старых долгов не можем получить.

— Вот видите, — заметил довольный Ламприск. — Придется начать опись. Иного выхода нет. Эй, Пист, разыщи я позови сюда их главарей.

Вожаки мелких виноделов — их было человек пять — явились в магистратуру настороженные, угрюмые: видимо, догадывались, о чем пойдет речь.

— Царь Асандр, пусть славится его имя, отказал в отсрочке, — сообщил торжествующий Ламприск.

— Отказал? — Бедняки переглянулись. — Что же будет теперь?

— Придется описать ваше имущество, продать с молотка и вырученные деньги передать в казну.

— А мы? — растерянно спросил Сфэр — худой, желчный, задавленный нуждою человек лет сорока трех. Темные, глубоко запавшие глаза беспокойно рыскали по лицам присутствующих.

— Что — вы?

— Как же мы? — загорячился Сфэр. — Что нам-то делать, спрашиваю я тебя? Что нам делать, остолоп ты такой? Что нам делать, пройдоха? Ведь у нас — дети!

Ламприск с дурацкой ухмылкой вскинул плечи:

— Вы? Уповайте на бога. На Диониса, — уточнил он язвительно — виноделы почитали Диониса, бога вина и веселья. — Пусть поможет. Авось выручит. Я-то при чем, сквернослов ты несчастный?

— Как при чем? — взъярился Сфэр. — Как при чем, я тебя спрашиваю? Как так при чем, а? Мы такие же граждане Тиритаки, как и ты, или нет? Кто выбрал тебя главным архонтом? Мы или нет? Мы или нет, я тебя спрашиваю? Почему ты не хочешь заботиться о нас, судейский ты крючок? Почему ты не хочешь о нас заботиться? Неужели ты допустишь, чтобы мои дети умерли с голоду?

— Прикажете кормить вас из собственного кармана? — вспылил архонт. — Хватит! Здесь не Херсонес, где бездельники и моты живут за счет трудолюбивых и бережливых граждан.

— И жаль, что не Херсонес! — бешено заорал Сфэр. — Жаль, что не Херсонес, говорю я тебе! Очень жаль, что не Херсонес! Будь это в Херсонесе, вам не удалось бы так легко нас грабить. Будь уверен — вымотали б из вас кишки, набитые нашим хлебом. Житья не стало! Забрали лучшую землю, оставили голый камень, а теперь и эти наделы отнять собираются. Наскребешь по капле амфору вина — налетят, точно стервятники: налог плати, за вывоз плати, за перевоз плати, за ввоз плати, рыночный сбор плати…. Где видано, чтобы пошлина составляла стоимость двенадцатой части груза? Заплатишь одному, второму, третьему — и глотка вина не останется, чтоб выпить с горя. Разбой! Давно пора с вами разделаться. Посмотрю я, как ты будешь задирать передо мною хвост, когда сам лишишься добра!

Ламприск покраснел и пуще выкатил глаза:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза