Стрела и солнце

Царь не мог обойтись без наемников, разве доверишь оружие простонародью? Попробуй доверить… Половину государственного дохода тратил Асандр на содержание войска и вот теперь убедился — наемники ему не опора. Ни те, что живут в столице, ни те, что разместились в других городах. Заменить Скрибоиия? Взбунтуются солдаты. Выгнать этих и набрать других? Попробуй выгнать. Асандра охватил ужас. Скорей! Прочь из волчьего логова.

Вторая половина дня. Небо так и не прояснилось. Мелкий дождь, брызгавший с короткими перерывами с утра, перешел в редкий мокрый снег.

— Что за весна выдалась в нынешнем году? — сердито ворчал Асандр по дороге домой. — Невозможно терпеть!

Он вернулся во дворец удрученный, подавленный. Встреча с солдатами не успокоила, а еще больше расстроила царя. Что делать? Где выход? Одинокий, угрюмый, бродил монарх по безлюдным сумрачным комнатам, и в душе старика нарастала тревога. Где выход? Что делать?

Царь случайно оказался у дверей домашнего святилища, куда не заглядывал много лет.

В памяти, обострившейся благодаря напряженным раздумьям, отчетливо возникли слова давно забытых гимнов.

Было время, когда Асандр — молодой, здоровый — прибегал к алтарям богов, прося у них помощи, и удача сопутствовала ему после каждого молебствия; успех, которого Асандр добивался собственной силой и проницательностью, он, по тогдашней наивности, приписывал покровительству неба.

Позже, когда началась полоса сплошных промахов, благие чувства Асандра, уже основательно потрепанного жизнью, испарились.

«Вот почему у меня — беда за бедой, — подумал с горечью старик. — Я отвернулся от богов, и боги отвернулись от меня…»

С трепетом в груди, с детской радостью прислушиваясь к возрождающейся надежде, вошел Асандр в капище. Дрожащими от волнения руками возжег он душистые травы на алтаре пред мраморным изваянием Зевса. Опустился на колени и торопливо, сбиваясь, как бы стараясь наверстать упущенное за столько лет, забормотал молитву.

Он молился долго. Излил богу все жалобы, выложил перед ним все обиды. Но камень молчал.

Проходили века, люди рождались, ели до отвала, голодали, мерзли на ледяном ветру, задыхались от зноя, любили, ненавидели, убегали, преследовали, убивали и сами падали мертвыми; на земле бушевали войны, пожары, землетрясения, извержения вулканов, наводнения, саранча пожирала растения, чума уносила тысячи жизней, но за сотни лет на неподвижных беломраморных ликах богов не промелькнуло даже тени.

Камень есть камень. Что с него возьмешь?

Асандр устыдился малодушия. Он, кряхтя, поднялся, вытер ладони о полу хитона. Хорошо, никто не видел царя распростертым перед этим глухонемым истуканом. Засмеяли бы! Старик с ненавистью глянул на Зевса, плюнул и ушел.

Что делать, как быть? Где же выход, в конце концов? Отчаявшись найти его, Асандр призвал к себе магов, волхвов, астрологов, предсказателей, колдунов и ведьм, во множестве расплодившихся в Пантикапее за последние голы.

Волосатые, грязные, с дико сверкающими глазами, они бесновались вокруг царя и пытались открыть посредством отвратительных символических обрядов тайны этого и потустороннего мира, определить смысл жизни и показать путь к достижению вечного блаженства. Особенно усердствовал один одержимый. Изо рта у него густыми хлопьями падала пена. Этого нетрудно было достичь, пожевав корень струтия.

Перепуганный, оглушенный, окончательно сбитый с толку Асандр, обливаясь холодным потом, велел телохранителям выгнать свору обманщиков и проветрить помещение.

— Удались от земной суеты. Стремись к достижению неколебимого душевного равновесия, полного спокойствия духа, — свысока поучал царя мудрец-стоик, приглашенный Асандром после волхвов.

— Спокойствие духа! — заорал старик, потеряв терпение. — Ты дай совет: как спасти государство? Не можешь? Зачем же ты притащился сюда, проклятый умник? У меня нет охоты слушать твою красивую болтовню. Убирайся к дьяволу, собачья кровь, пока я не нарушил чем-нибудь тяжелым твое душевное равновесие. Иди, проповедуй скифам, чтоб они отстранились от земной суеты и перестали нас грабить. Но захотят ли варвары мирно сидеть в шатрах и питаться одним лишь спокойствием духа? Прочь!

Философ исчез.

— Итак, выхода нет, — сказал себе царь. И решил с холодной злостью: — Так пусть же все летит прямо в тартар![6] Пойду на женскую половину, напьюсь, как матрос, а там — будь что будет…

Ночь. Вакханалия на женской половине дворца достигла того предела, когда стыд, завернувшись в толстый плащ, уходит спать в передней.

Сквозь дым жаровен и пар, клубившийся над огромными, как щиты, золотыми блюдами с дичью, мясом и рыбой, Асандр разглядел десятки раскрасневшихся, хрипло кричащих мужчин, сидевших и лежавших в немыслимых позах у низких столов. Звякала и брякала посуда. Отрывистый грохот бубна перекликался с визгливым голосом флейты. На небольшой сцене, распустив черные волосы и совершая непристойные телодвижения, метались танцовщицы.