Стрела Кушиэля. Битва за трон

Нетрудно догадаться, что большую часть вечера мы провели, строя планы. Слуги принесли перья, чернила и чистый пергамент – писчей бумаги на Трех Сестрах не водилось. Я набросала карту Земли Ангелов и принялась наносить на нее районы боевых действий, а Русс, Жослен и Друстан, заглядывая мне через плечо, подсказывали под руку дополнения и коррективы.

Звучала чудовищная смесь ангелийского, круитского и каэрдианского языков. Я не успевала переводить. Наверняка любому постороннему человеку наш разговор показался бы совершенной тарабарщиной, однако мы друг друга неплохо понимали.

Гиацинт молчал, в его глазах залегли тени.

Конечно, мы описали ему увиденное в волшебной бронзовой чаше Хозяина Проливов. Тсыган выслушал новости, не проронив ни слова, но явно огорчился.

Было ясно, что присутствовать при обсуждении наших планов ему тяжело. Спустя какое-то время после ужина – ели второпях, блюда принесли прямо в библиотеку, – он поклонился и ушел, тихо пообещав:

– Утром я вас провожу.

Я смотрела вслед Гиацинту, когда неожиданно почувствовала на себе взгляд Жослена. Добившись моего внимания, он усмехнулся и развел руками. Посреди зимней скальдийской глуши нам не требовались слова. И тут я его тоже поняла.

– Милорд адмирал. – Квинтилий Русс поднял глаза от изображения каэрдианской катапульты, найденного на полках библиотеки. – Думаю, в военном планировании вы обойдетесь без меня.

– Ты прекрасно чертишь… – Он вдруг осекся, покачал головой, и его лицо со шрамом озарилось сочувствием. – Ладно, Федра, сегодня мы без тебя обойдемся.

Кивнув в знак благодарности, я удалилась в свою комнату.

Накануне служанки немало потрудились, чтобы найти для меня подходящий наряд, а тем вечером им пришлось еще труднее. Думаю, этим женщинам подобные хлопоты были только в радость; самая молодая часто хихикала. Порывшись в сундуках, где хранились чистые и с любовью восстановленные наряды, они подобрали для меня дивное платье цвета янтаря, оттенком напоминающее тлеющий огонь, с расшитым золотом парчовым корсажем. Со дна извлекли золотую сетку для волос и, представьте, запечатанные сургучом сосуды с нетронутыми морем притираниями какой-то знатной дамы.

Я наклонилась почти вплотную к потемневшему старинному зеркалу и нанесла на губы карминную помаду. Кроваво-красную, как метка в моем левом глазу, резко выделяющаяся на темном бистре радужки. Слегка окаймила черным веки. Я всегда мало красилась – в этом не было нужды.

Когда я выпрямилась, служанки потрясенно ахнули.

– Вы похожи на ожившую легенду, – тихо выдохнула старшая.

Я печально глянула в зеркало.

– О да, – кивнула я, думая о несчастной судьбе Гиацинта. – Очень похоже.

Дверь его спальни была не заперта. Держа в руке свечу, он резко вскинул голову, когда я ступила через порог. Я застала его готовящимся ко сну: без сюртука, в белой рубахе и темных штанах. Гиацинт пронзил меня немигающим взглядом.

– Я не Бодуэн де Тревальон, – наконец сказал он презрительно. – Мне не нужен прощальный подарок, Федра.

Я закрыла за собой дверь и тихо ответила:

– Если тебе легче быть жестоким, разом обрубить все связи, я пойму и уйду. Но если нет… какой ты хочешь помнить нашу близость, Гиацинт? Как отчаянный порыв на поле боя у стен Брин Горридам или… здесь, так как должно?

Долгую минуту он молча смотрел на меня, а потом отвесил низкий поклон и обнажил белые зубы в сияющей улыбке:

– За Королеву Куртизанок!

В тот миг я его любила.

– И за Принца Странников.

Не стану рассказывать, что произошло между нами в ту ночь. Это никак не повлияло ни на предшествующие, ни на последующие события, и не касается никого кроме нас с Гиацинтом. Мне редко удавалось выбирать, кому расточать свои дары, кого тешить искусством Наамах. Той ночью я сама сделал выбор и ни разу о нем не пожалела.

Мы еще не спали, когда небо на востоке начало сереть.

– Ступай, милая, – неожиданно ласково прошептал Гиацинт, целуя меня в лоб. – Пока мое сердце не разбилось. Иди.

И я ушла.

Из роскошного наряда, поднятого с морского дна, я переоделась в подаренный Куинселем де Морбаном дорожный костюм, выстиранный с тем же бережением. Янтарное платье легло обратно в сундук, я поблагодарила сонных служанок и отправилась к своим спутникам.

Прощание происходило в продуваемом всеми ветрами храме. Хозяин Проливов стоял неподвижно, словно статуя; развевались только полы его мантии. За все земные сокровища я бы не согласилась снова пережить те горькие минуты. Не знаю, как их вынес Гиацинт, но он нашел, что сказать каждому из нас, пока корабль покачивался на волнах далеко внизу, а Тилиан с Гилдасом следили за погрузкой моряков и лошадей.

– Милорд круарх, – обратился он к Друстану, используя скудный запас круитских слов, почерпнутых от Мойред и ее сестер, – будьте уверены, я пригляжу за вами. – Взяв круарха за руку, провел пальцем по золотой печатке с лебедью. – Да хранит вас Благословенный Элуа.

Друстан кивнул и тихо ответил:

– Куллах Горрьим будут воспевать твою жертву.

Их глаза на секунду встретились; в переводе не было нужды.