– Что ж, так тому и быть, – наконец сказал Перси де Сомервилль. – Кузен, – кивнул он Каспару Тревальону, – поскольку твои люди не здесь, а в Аззали, прошу тебя не выходить сражаться в поле, ведь ты единственный, кому я могу доверить наиважнейшую миссию. Отряды выстроены внизу, сейчас мы к ним спустимся и будем ждать во дворе твоего сигнала. Используй фрондиболу и эллинский огонь. Если Селиг во главе всех скальдов поскачет на восток, стреляй в восточном направлении, и мы атакуем их арьергард. Если же он разделит свое войско, стреляй на запад, тогда мы перестроимся и попробуем зайти с фланга.
– Понял, сделаю, – пробормотал Каспар Тревальон. – Да пребудет с нами Элуа.
Мужчины на прощание пожали друг другу руки.
Перси де Сомервилль поклонился Исандре.
– Ваше величество, – торжественно произнес он, – я много лет служил вашему деду. Но если сегодня мне суждено погибнуть, я умру с гордостью за то, что успел послужить и вам.
На серой крепостной стене королева казалась очень высокой.
– А я горжусь тем, что мне служит такой человек как вы, граф де Сомервилль. Да пребудет с вами Элуа.
К моему удивлению Баркель л’Анвер улыбнулся и поцеловал племянницу в лоб.
– Береги себя, Исандра. Из тебя получилась прекрасная королева. Мы сделаем все возможное, чтобы ты ею и осталась. – Он кивнул на нас с Жосленом. – Не отпускай эту парочку далеко от себя, ладно? Похоже, их чертовски сложно убить, так что стоит держаться к ним поближе.
Мне не всегда нравился герцог л’Анвер, но в ту минуту я его почти полюбила.
Когда Баркель и Перси удалились, Исандра поежилась и поплотнее закуталась в темно-синюю накидку с вышитым серебряным лебедем.
– Я должен переговорить с Фарреном де Марше, который командует расчетом фрондиболы на западной стене, – извинился Каспар Тревальон. – Не желаете спуститься в безопасное место, ваше величество?
– Нет, – покачала светловолосой головой Исандра. – Я останусь здесь, милорд. Сегодня Земля Ангелов выстоит или падет, и я вместе с ней.
– Мы с Жосленом тоже здесь останемся, – сказала я.
Возможно, признав справедливость небрежного замечания герцога л’Анвера, Каспар удовольствовался моими словами. Он кивнул и быстро зашагал прочь под защитой солдат с сомкнутыми щитами.
Небеса на востоке рассветно посветлели, а потом на землю пролились первые солнечные лучи. Жослен пристально вглядывался в бойницу, высматривая нашу армию. Лишь горстка гвардейцев Дома Курселей да неотвязные кассилианцы королевы окружали нас, и я осмелилась вызвать ее на откровенность.
– Мне удалось сохранить вашу книгу, ваше величество, – сказала я, чтобы завязать разговор. – Дневник вашего отца. Он остался с моими вещами в лагере. Все это время я с ним не расставалась.
– Ты его прочитала? – Исандра печально улыбнулась. – Мне эта история любви показалась прекрасной и трагичной.
– О да. Ваш отец любил страстно и мудро. Делоне долгие годы жил лишь памятью о той любви. – Я не стала упоминать об Алкуине, хотя в душе радовалась, что наставник познал счастье во второй раз.
– Знаю. – Исандра бросила взгляд во двор, где толпились воины. – Хорошо, что хоть перед смертью он помирился с моим дядей. Наверное, моя мать очень многим причинила боль.
– Наверное, – нет смысла оспаривать очевидное. – Люди часто причиняют кому-то боль из любви или ради власти.
– Или во имя чести. – Исандра сочувственно на меня посмотрела. – Сожалею, что пришлось втянуть тебя во все это, Федра. Знай: как бы ни обернулось дело, я буду вечно тебе благодарна за все, что ты для меня сделала. И за все, что ты… рассказала мне о Друстане. – Она улыбнулась Жослену. – Вы оба рассказали.
Немного помолчав, она внезапно спросила:
– А что сталось с вашим другом? Тсыганом? Он с армией Гислена?
Думать о Гиацинте было больно; у меня перехватило дыхание. Жослен на миг оторвался от бойницы и посмотрел на меня.
– Нет, ваше величество, – выдавила я. – Наше путешествие выдалось долгим, в него вплелись истории многих людей, а история Гиацинта, пожалуй, самая длинная и фантастическая.
– Как байка мендаканта, – пробормотал Жослен.
И мы поведали королеве эту историю на стене осажденного Трой-ле-Мона, пока в крепостные зубцы стучали скальдийские стрелы, а солдаты готовились к решающей битве. Рассказ повела я, но слишком разволновалась, и Жослен перехватил нить повествования. Да, он здорово поднаторел в красноречии, пока разыгрывал роль мендаканта. И я позволила ему воздать хоть такую дань уважения Гиацинту, совсем как Жослен позволил мне почтить друга в ту последнюю ночь на одиноком острове.
Думаю, самому Гиацинту этот вдохновенный рассказ пришелся бы по нраву.
Вернувшийся Каспар Тревальон застал королеву во власти сомнений – ей трудно было поверить услышанному от нас.
– Де Марше готов, – на ходу бросил он, возвращая нас в ужасную реальность. – Мигом начнет стрелять, как только прикажу. Д’Эгльмора или альбанцев еще не видно?
– Нет, милорд. – Я внимательно наблюдала за равниной, пока Жослен заливался соловьем перед королевой. – Пока нет.
Каспар Тревальон посмотрел на небо, уже окрасившееся в бледно-голубой цвет: солнце неумолимо вставало.