Так как солдаты д’Эгльмора взяли преследование скальдов на себя, Перси де Сомервилль смог освободить от службы некоторые отряды, примкнувшие к королевской армии. Конечно, основные части пока что оставались в Трой-ле-Моне, собираясь укреплять границу со Скальдией, но тех, кто пришел по призыву от сохи и домашнего очага – особенно раненых, – с почестями и благодарностями отпустили. Отдельную церемонию провели для доблестных копейщиков королевского дома Арагонии, чей командир от имени своего короля поклялся в дружбе не только Исандре, но и новому круарху Альбы.
При воссоединении Перси де Сомервилля с Гисленом я даже пустила слезу от умиления: отец и сын горячо обнялись и принялись хлопать друг друга по спинам с типичным для жителей Ланьяса презрением перед условностями.
Шевалье Мильярд Веррёй с культей в лангете на месте левой руки повел с себя с сыном значительно прохладнее, но, думаю, бурные проявления чувств были просто не в его характере. Отец Жослена был высоким стройным мужчиной с седеющими волосами, заплетенными в простую сьовальскую косу, красивым той же скульптурной красотой, что и его средний сын. Я уже знала, что при схватке во дворе крепости он первым заступил скальдам путь к внутренним воротам и, обороняя этот рубеж, лишился щита и кисти руки.
– Насколько я понимаю, вы в каком-то смысле ученый, – серьезно произнес он, когда Жослен представил нас друг другу.
Я открыла рот и тут же закрыла. Что ж, в какой-то степени я и вправду относилась к ученым, но меня еще никогда в таком качестве не представляли.
– Да, в некотором смысле это так, но мои познания – лишь крошки с праздничного стола великих предшественников, – произнесла я на каэрдианском, цитируя тиберийского оратора Нунния Бальбо.
Отец Жослена неожиданно улыбнулся, отчего в уголках его глаз появились морщинки.
– В Сьовале служители Наамах редко бывают столь образованными, – произнес он, кладя здоровую руку мне на плечо. – Возможно, таким образом они отвергают бесстрастное и рассудочное учение Шемхазая, распространенное в наших краях.
– Шемхазаю тоже были присущи страсти, милорд, – с улыбкой ответила я, – а Наамах – рассудочность.
Шевалье Веррёй рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
– Я слышал о том, что вам довелось совершить, милая госпожа, – вновь посерьезнев, продолжил он. – Земля Ангелов в долгу перед вами.
Я склонила голову, стесняясь такой похвалы.
– Если бы не ваш средний сын, меня уже давно не было бы в живых, милорд.
– И об этом я наслышан. – Он пошевелил рукой в лангете и со спокойной гордостью посмотрел на Жослена. – Согласен я или нет с избранным тобой путем, сын мой, пока сказать не могу, но вижу, что ты идешь по своему пути с честью.
Жослен молча поклонился.
Люк Веррёй, на полголовы возвышающийся над родичами, усмехнулся, глядя на меня:
– А вот я сразу согласился с избранным тобой путем, братишка, как только увидел причину! – У Люка были те же светлые волосы и голубые глаза, что и у брата с отцом, но открытое веселое лицо наверняка досталось ему от матери. – Элуа! Ты ведь приедешь нас навестить, Федра? Дашь мне шанс попытать счастья, прежде чем окончательно остановишь выбор на Жослене?
Я не была уверена, как мой кассилианец воспримет поддразнивания Люка; с памятного поцелуя на крепостной стене нам почти не удавалось побыть наедине. И я сама до сих пор не знала, что тот поцелуй для нас значил. Но покосившись на Жослена, я заметила, как приподнялся уголок его рта.
– Не понимаю, о каком таком выборе вы говорите, милорд, – парировала я игриво, – но конечно, для меня будет честью посетить Веррёй.
Люк снова усмехнулся и хлопнул брата по плечу:
– Думаю, ты тоже можешь приехать. Ты ведь знаешь, что уже пять раз стал дядей? Джехен замужем больше шести лет, а Онор – без малого четыре. Сестренки время зря не теряют.
– Когда-нибудь обязательно, – пробормотал Жослен.
– Мы с радостью тебя примем, – твердо добавил его отец. – В любой день. Мать очень по тебе соскучилась. – Он ласково посмотрел на меня. – И вы всегда будете желанной гостьей в нашем доме, Федра но Делоне. Вам, наверное, известно, что я был знаком с графом де Монрев. Думаю, будь он жив, Монрев сейчас очень гордился бы своим сыном Анафиэлем и тем, какую ученицу тот воспитал.
– Спасибо, милорд. – Его слова значили для меня неожиданно многое. На глаза навернулись слезы при мысли, что, возможно, где-то там, в подлинной Земле Ангелов, отец Делоне наконец-то им гордится.
Потом я отошла, позволив Жослену проститься с родными без посторонних.
Тем утром домой отправлялась небольшая группа выживших сьовальцев. Когда спутники отъехали, Люк Веррёй, замыкавший кавалькаду, повернулся в седле, взмахнув поцелованными солнцем волосами:
– В госпитале о тебе поют ну очень интересные песни, Федра но Делоне! – смеясь, крикнул он.
– Благословенный Элуа! Чертовы моряки! – Я тут же покраснела. Раненые или нет, Парни Федры учили своей проклятой песне всех желающих.
– Они тебя обожают, – сухо возразил Жослен, глядя вслед удалявшимся всадникам. – И заслужили право на твою признательность.
Меня передернуло.