Стрела Кушиэля. Битва за трон

После того как гости отдохнули с дороги, мы вместе отужинали сытными деревенскими блюдами, которые вполне удовлетворили старого чревоугодника. Я же почти не ела, охваченная гордостью и благодарностью за то, что мой Монрев показал себя столь гостеприимным. Да, в основном это была заслуга домочадцев, но тон задавала я.

За ужином мы с Жосленом поведали маэстро долгую историю наших странствий. В общих чертах Гонзаго ее уже знал, но хотел услышать в подробностях из первых уст. Мы начали с убийства Алкуина и Делоне, и глаза его заволокли слезы – маэстро очень любил и уважал Делоне. А дальше проявлял лишь живое любопытство историка. Когда мы с Жосленом выговорились, он рассказал о своих путешествиях и накопленных за это время сведениях. Каэрдианские города-государства из кожи вон лезли, чтобы наладить торговлю с отныне не изолированной Альбой, и горячо завидовали Земле Ангелов и Арагонии, которые, не мешкая, пожинали плоды военного союзничества.

Окончив ужин, мы сидели и попивали коньяк, Камило начал клевать носом, и маэстро отослал его в постель.

– Хороший паренек, – рассеянно пробормотал Гонзаго. – Когда-нибудь станет настоящим ученым, если сумеет не проспать все интересное. – Он с трудом поднялся на ноги. – Я привез тебе подарок, детка. Надеюсь, Камило ничего не напутал: прекрасный перевод стихотворений Делоне на каэрдианский… Жаль, что не догадался поискать иешуитские тексты – если бы я знал… И еще одну странную посылку.

– Я принесу вашу сумку, маэстро, – предложил Жослен и, не дожидаясь ответа, направился в гостевую комнату.

Гонзаго с благодарным вздохом опустился обратно на диван.

– Довольно долгий путь верхом для старика, – пояснил он.

– И еще раз спасибо за то, что решились приехать, – улыбнулась я. – Что вы имеете в виду под странной посылкой?

– Ну… – Он взял со стола свой пустой кубок и заглянул в него. Я шустро плеснула туда коньяка. – Как я уже говорил, какое-то время я провел в Серениссиме, где меня и пытался разыскать мой друг Лукреций. У меня там есть знакомый, который читает по звездам для семьи дожа. Когда Лукреций стал наводить справки во дворце, ему пришлось объяснить, что за дело у него к астрологу. Пришлось даже предъявить письмо с твоей печатью. Такие они там подозрительные все… – Гонзаго повертел кубок в руке и выпил. – Короче, астролог нашелся и сказал Лукрецию, что я отбыл в Варро, да посоветовал ему приличный постоялый двор. Ага, наконец-то! – Он выхватил из принесенной Жосленом сумки небольшой сверток и протянул мне с благоговейным вздохом. – Вот, держи.

Я аккуратно сняла обертку, под которой обнаружилась книга. Прекрасная книга в кожаном переплете с гравировкой в виде головы Антиноя, возлюбленного тиберийского императора Адриана.

Жослен рассмеялся:

– Воистину, чудо из чудес!

– Правда, маэстро, подарок великолепный, спасибо вам большое. – Я поцеловала старого библиофила в щеку. – Так что, вы всю ночь будете томить меня в неведении касательно таинственной посылки?

Гонзаго д’Эскобар неуверенно улыбнулся:

– Возможно, ты пожалеешь, что я вообще о ней упомянул, так-то. Я связал кое-какие ниточки, услышав твою историю, думаю, и у тебя то же самое свяжется, когда узнаешь мою. Так вот, Лукреций переночевал на постоялом дворе, а утром к нему пожаловала нежданная гостья. Знаешь ли, мой тиберийский друг весьма красноречив, обучался ораторскому искусству у старых мастеров и ни разу на моей памяти в карман за словом не лазил. Но когда я попросил его описать ту гостью, он довольно долго молчал, а потом сказал лишь, что красивее женщины никогда не видел.

Ночи все еще были теплыми, но меня внезапно пробрала дрожь.

– Мелисанда, – прошептала я.

– Расспроси Камило, он тогда сопровождал Лукреция, – добавил маэстро. – Передо мной парень заливался соловьем, мол, волосы у нее были как ночь, глаза как цветок живокости, а от голоса подгибались колени. А ведь прежде за ним склонности к поэзии не замечалось. – Гонзаго снова потянулся к сумке и достал объемистый шелковый мешок. – Та красавица попросила, раз уж Лукреций везет мне письмо от графини де Монрев, захватить вот это для передачи самой графине.

Маэстро протянул мне сверток, и я трясущимися руками его приняла, ощутив мягкость и весомость.

– Не открывай! – Крылья носа Жослена побелели от ярости. – Федра, послушай меня. Ей нечем тебя удержать, и ты ничего ей не должна. Тебе необязательно знать, что там внутри. Выброси эту посылку, не открывая.

– Не могу, – беспомощно пролепетала я.

И не лгала – выбросить сверток рука не поднималась. Но и открыть его я тоже не смела.

Раздраженно вздохнув, Жослен забрал у меня мешок и ослабил шелковые завязки, чтобы достать содержимое.

В его руках с мягким шорохом развернулась моя накидка, прекрасная и роскошная, такого темно-красного цвета, что казался почти черным.

Мы все молча на нее уставились. Гонзаго д’Эскобар непонимающе выпучил глаза; вряд ли он знал, что это за вещь. Но я-то знала. И Жослен тоже знал. Сангровая накидка была на мне в тот день, когда убили Делоне с Алкуином. День, когда Мелисанда нас предала.