Стрела на излёте

 После недели дождей сточные канавы переполнились, и они осторожно продвигались между вонючими лужами и кляксами липкой грязи, покрывшей некогда блестящий мрамор. Издалека дома вокруг центральной площади еще смотрелись пристойно, но стоило подойти поближе, и в глаза бросались пятна плесени, выбитые стекла, покосившиеся ставни, трещины на стенах. Девочка заметила печально:

 - Этот город умирает совсем как одинокая старушка.

 Геслер согласился:

 - От голода и тоски. Но с городами так порой случается. Они живут торговлей. Меняются торговые пути - и город хиреет на глазах. В Кавдне посреди пустыни стоит целая цепь брошенных городов, с дворцами и гробницами. Туда пришли пески, оазисы пересохли, купцы перестали водить караваны, и люди бежали, бросив свои дома. Так эти города и стоят, нетронутые, расхитители не могут туда добраться.

 - Но ведь с Солерой все случилось не так. Это не судьба, это король так захотел! Чтобы в городе никого не осталось! Разве правильно, что один человек решает за всех, как им жить и от чего умирать? Жрица говорила, что все в этом мире происходит по воле Семерых. Но ведь не Семеро издают указы, а король! Где же тогда их воля?

 Геслер нервно сглотнул:

 - Лита! Ты сама не понимаешь, что говоришь! Воля Семерых в том и заключается, что король вернулся и правит нами. И все его указы угодны богам и Творцу. Уж не знаю, чему эта жрица тебя учила полгода, если не объяснила таких простых вещей!

 - Но как ты можешь знать?

 - Что знать?

 - Что король правильно исполняет их волю. Ты на днях приказал высечь конюха Боло, потому что ты ему сказал сразу после прогулки жеребца не кормить, а он забыл зерно в стойле. Он ведь не нарочно забыл, и хотел все сделать правильно, а у лошади живот разболелся.

 - Король - не глупый конюх. Он эльф, а эльфы - возлюбленные дети Творца. И вообще, что ты со мной пререкаешься? Это не твоего ума дело, что и кому король приказывает.

 Лита прекратила спорить, но по тому, как она нахмурила лоб, Геслер видел, что ни в чем ее не убедил. Дальше они шли молча, настроение испортилось. Дом мастеров-витражников расположился на самой границе старого города, на пригорке, возле полуобвалившейся крепостной стены. Стена развалилась давно, еще при прапрадеде последнего герцога, восстанавливать ее не стали, город давно уже вышел за пределы изначальных границ, но и снести руки не дошли, оставили на милость плюща и ветра.

 Лита замерла, запрокинув голову - над почерневшей дубовой дверью в круглом витражном окне танцевали огненные птицы: красный, пурпурный, оранжевый, охряный, песочный, желтый, золотой - цвета обжигали взгляд, притягивая к себе. Каждое перышко на раскинувшихся крыльях и длинных хвостах было прорисовано с неимоверной тщательностью. Золотые нити оправы так незаметно вплетались в рисунок, что казалось, будто их там и вовсе нет, глаза птиц были сделаны из отшлифованных пластинок дымчатого топаза.

 Геслер терпеливо ждал, пока она насмотрится. Наконец девочка выдохнула бесшумно:

 - Как красиво. Ты слышишь их музыку?

 - Нет не слышу, - покачал он головой, - но все равно каждый раз любуюсь. Это шедевр мастера Гальена.

 Имя ничего не говорило девочке, она вопросительно наклонила голову, не в силах отвести взгляда от танцующих птиц, наместник объяснил:

 - С этого мастера и пошла слава северных витражей. А когда он передал дела сыну, князь Аэллин заключил с семейством Гальена договор: он и его наследники будут ежегодно платить мастерам три тысячи золотых, с условием, что ни один их витраж не покинет пределы княжества. Хотели сохранить все для себя. Увы, жадность до добра не доводит - почти все витражи погибли вместе с их замком.

 - Это не жадность, - с неожиданной уверенностью ответила девочка, - это другое. Эти птицы, посмотри, они же живые, настоящие. Они могут быть только здесь, на своем месте. Это все равно как выдернуть дерево из земли и пересадить. Оно не выживет, засохнет.

 - О, да: "лучше умереть в родном краю, чем быть несчастным на чужбине, где сердце рвется от тоски, пока душа не сгинет", или как там поэт надрывался, - огрызнулся Геслер, и тут же спохватился - что это он так завелся? Не знает разве, что Лита не от мира сего? Пора уже привыкнуть к ее рассуждениям:

 - Хватит спорить, - он дернул веревку дверного колокола, раздался гулкий звон, - мы в гости пришли.