Стрела на излёте

 Осада растянулась на три месяца, а решающего штурма все не было. Он догадывался, в чем причина. Тейвор хочет испытать свое новое чудо-оружие. До Вильена доходили слухи, что в Суэрсене отливают какие-то гигантские стенобитные бомбарды, способные разнести в прах любое укрепление. Должно быть, ждут, пока доставят. А чтобы мятежники не сбежали - поставили сторожей.

 Он смотрел на разбитый под крепостной стеной лагерь - разноцветные шатры с гербовыми вымпелами. Вишневый с золотом Айн, коричневый с зеленым Уррар, желтый с оранжевым Стрейн, зеленый с красным Вонвард, лазурно-синий с белым - морской Айон, и, раскаленной иглой в сердце - синий с серебром - Инванос. Соседи и родичи, союзники и друзья. Король заставил их доказать свою верность Короне. Вернее, Вильену хотелось верить, что заставил.

 Он усилием воли отгонял назойливое виденье: перепуганные лорды спешат изъявить верноподданнические чувства и предлагают свои отряды, дабы покарать мятежника. Пусть их заставят, пускай - это он может понять. И только про одного, того, кто был и другом, и родичем, и соседом, он знал точно. Эльвина никто не заставлял. И от этого еще больнее схватывало сердце.

 Ожидание тянулось бесконечно долго. У него осталось слишком мало людей для ночных вылазок, не говоря уже об открытой атаке, да и не хотел он напрасно проливать кровь, после боя мечи держат в ножнах. Припасов хватало с избытком, воды тоже. Но люди были уже на грани, хоть и знали, ради чего они здесь. Вильен понимал их - он и сам чувствовал себя живым мертвецом, чудом избежавшим могилы. Порой ему казалось, что он чувствует запах тления.

 Никогда еще он не ощущал так остро свое бессилие - даже когда лежал, не в силах поднять голову и сказать связно два слова после магической атаки близнецов, ни когда узнал, что псы Хейнара арестовали отца, и даже в тот черный день, когда на его глазах расстреливали заложников. Тогда еще оставалась надежда, пусть далеко, на самом дне души, неоправданная и робкая, но освежающая, как глоток воды из горной реки. Надежда умерла вместе с конницей, налетевшей на копья королевских солдат. Его народ никто не защитит от королевских налогов и станков, его сын лишился родового наследства, его дочери - приданного, его жена - мужа и крыши над головой.

 Он вышел на галерею: внизу, в лагере, горели огни, доносилось лошадиное ржание. Вильен вдохнул свежий весенний воздух, пропитанный цветущим жасмином. Граф не любил этот аромат - слишком сильный, чересчур приторный, но женщинам он нравился, а раз в году можно и перетерпеть. Интересно, цветет ли жасмин в Айоне? Жена будет тосковать по своему саду, и Риэста тоже.

 Вильен негромко рассмеялся - что за чушь лезет в голову? До жасмина ли теперь? Похоже, что бомбарды на подходе - в центре лагеря расчистили площадку и возвели массивные каменные платформы. Подул холодный ветер, разогнав цветочный запах. Вильен поежился - он вышел в одной рубашке - и вернулся в дом. Завтра разглядит во всех подробностях, что там соорудили.

 Он настолько погрузился в невеселые размышления, что маленькую фигурку, съежившуюся в нише возле камина в зале, заметил только когда задел ее рукой, потянувшись за поленом - в очаге догорали уголья, а он хотел посидеть у огня. Вильен поднял свечу повыше - маленькая служанка рыдала, уткнувшись в стену. Лицо было смутно знакомо - куча веснушек и большой горбатый нос, такой, что на троих хватит, но ни как зовут девчонку, ни как долго она тут служит, он не знал. Граф приглядывался к служанкам только когда жена была в положении, а последний год ему и подавно было не до девиц.

 Девушка, все еще всхлипывая, присела в поклоне:

 - П-простите, ваша светлость, я тут дров должна была подбросить, я сейчас, быстренько, - но Вильен жестом остановил засуетившуюся служанку.

 - Ты чего ревешь? Кто-то обидел? - С этим в его дружине всегда было строго. По доброй воле сколько угодно, он не жрец, чтобы за добронравием своих воинов следить, но руки распускать мужчинам не позволял. А если дело все же доходило до скандала, то разбиралась с виновником графиня.

 - Н-е-е-ет, не обидел, - снова зарыдала девица, утирая слезы рукавом. - Мне Делин сказал на кухне сегодня, что скоро нас штурмовать буд-у-у-ут.

 - Будут, - подтвердил Вильен, - но ты-то что убиваешься? Прислугу никто не тронет, отсидитесь в подвале, пока все не закончится. Или ты за друга боишься?

 - Нету у меня друга. Но ведь попортят же! Всегда ж так, чужие солдаты девок портят, мне кухарка говорила!

 Вильен не нашелся, что возразить, скорее всего, и впрямь "попортят", надо было отправить служанок в ближайшую деревню. Но он как-то не подумал, да и потом, не такая уж большая беда для кухонной девчонки, ей не в наместницы избираться. Но он не успел ничего сказать, как служанка продолжила:

 - А меня, если спортят, точно никто замуж не возьмет, у меня же нос! И коровы не заработала! В дегте вымажут, батька со двора выгонит! - И она снова зарыдала.