§ 84а. Такая топологическая связность — иной вариант сохранения в теории (ср. Гейзенберг) принципа мгновенного действия или дальнодействия (действия на расстоянии): оно не от точки к точке в смысле предметов-носителей свойств (ср. с рядами, для которых нет «качества», многообразиями которого эти ряды являлись бы, — многообразиями в смысле «множества», ср. § 109), а организовано в тотальности (уже с иным предметно-атрибутивным распределением, языком событий и процессов вместо языка предметов и свойств и так далее — так что, и «локальность», «слепление в точку» здесь в другом смысле). Это топологическая локальность, «близость» в трансверсальном (мнимостном) измерении, вместе со всеми другими, а не локальное соседство абстрактных точек в евклидовом однородном и изотропном протяжении или в развертке предметов — носителей свойств, составляющих множество. Да и «точка» здесь эмпирична. И главное — информационные силы не действуют от точки к точке (при описании процессов превращения и развития). Вернее, действие силы сознания по конечным пространственно-временным информационным протяженностям, областям.
Конечно, и здесь объекты инвестируются инерционными силами, из которых придется в свою очередь высвобождаться или их коллапсировать так же, как ранее пришлось высвобождаться из первоначальных натуральных сцеплений. У произведений, культурных изобретений как предметов «второй природы» есть тоже своя инерция, натурность, поскольку мы — естественные существа, хотя и самосозидаемся, изобретаемся (проникает инерция, инвестируя конечные, по определению неполно реализующиеся выполнения бесконечного, полного). Затухнет как демон Максвелла. Поэтому и есть развитие. То есть оно есть, раз есть вообще свободное действие (наблюдатель) и 2) оно содержит антиномию в самом своем сердце, антиномию вещественного, эмпирического и транснатурального. Свободное действие то, которое должно делаться снова и снова. А раз так, то будет развитие, творение нового, по-старому не сделаешь. И есть бытие, для которого нет вообще наблюдателя, то есть такого, который мог бы быть субъектом. Например, мы имеем обряд в первом смысле как машину избыточности и пароксимальной динамизации, вырывающую человека из инерции естественного ряда вещей и вводящую, ставящую в надприродный ряд (то есть человекообразующую силу), и имеем обряд во втором смысле как инерцию культуры, как автоматизм, как формализм, как имитационный и «непонима- тельный» механизм, все более опустошающийся (и опустошающий).
И сразу же следующий вопрос: как «пришло в голову» (I) в определенный, датируемый момент времени использовать эту механику человекообразований через надпри- родный ряд (с неотъемлемым от нее избыточно- непрагматическим или «метафизическим» свободным элементом) в целях суждений (и контролируемых, опытно и логически, рассуждений) о мире «как он есть», возникновение теории, умозрения — философии и науки?