§ 107. Парадокс в том, что произведения (сильно организованные структуры, предметы — натура натуранс, порождающие предметы-природы, «сильные», то есть интенсифицирующие, динамизирующие, до экстремального, до пароксизма доводящие, каковая сильная организация может сочетаться — и обязательно сочетается — с переопределенностью или недоопределенностью) вытаскивают нас за волосы из болота (через топос) и в то же время мы же производим произведения — эти внятные порождения (внятные тому, о ком мы извне говорим как о в символическое пространство- время протянутом)[68]
. Или иначе: как если бы они никем не были произведены и в то же время мы называем их «произведениями». Когда мы говорим «никем» и в то же время — произведения», то это значит лишь именную неописуемость сознания и пр. в терминах агента и носителя действия, это значит необходимую, неизбежную ненаглядность языка (с которой мы неоднократно сталкиваемся и будем еще сталкиваться), языка, на котором описываем и говорим о потенцированном (деятельностью) бытии, и для чего давно уже были философские символы. Способ действия делает пустым место и агента происхождения (как если бы никем не были произведены), то есть описание этого действия, его свойств и проявлений невозможно в терминах, предполагающих самосознательного дискретного (именного) агента и носителя этого действия, соизмеримые с этой инстанцией генезис и происхождение представлений и мыслей. И когда говорим о научных предметах (о чем-то, что действует природоподобно, является предметами- природами), что они никем не произведены и в то же время не возникают естественно, действием природы, натурального механизма, то все обволакивается представлением Бога и им символизируется, то есть суть дела косвенно выражается. Или же представлением особой духовной субстанции, действующей в мире. Но и то и другое — культурная мистерия сознания, «иллюзия» как способы личностного и коллективного владения такого рода силами субъектов[69]. К тому же произведения как натура натуранс не суть интеллигибильные изделия по божественным прообразцам (творение последних — привилегия Бога), а относятся, скорее, к компетенции того, что обозначается символической проблематикой телесно «воплощающегося» Бога.§ 108. Нечто мешает уже просто тем, что оно есть, есть в своей натуральности (внося инерцию, развязывая естественные силы и действия). «Телесность» сознания психики (способностей, сил и тому подобных), факт существования и действия экспериментальных органов, «тел понимания», артикулированных экстрацеребрально и трансиндивидно, и является причиной и источником мифологии (характеризующихся косвенностью способа выражения и отсутствием запретов) — мифологической психологии, алхимического мифа, мифологии бессознательного, мифологической космологии. Это все оформления положения человека в космосе и связи с последним его микрокосмоса— в смысле решений (путем нейтрализации, как показал Саша) оппозиций завершенной реализации сознательной жизни как целого. Это драма оснований (даже ребенок занимается загадками происхождения) — оснований, которых нет. И эти мифы не бытие (в смысле объекта исследующего и познающего видения) отражают, а формируют и завершают человека — в бытии. К «косвенности действительно говоримого мифом и отсутствию запретов» (что выражается и в буквальности, ему свойственной, в отличие от развитой религии, которая как символизм культурно-технична и эзотерически не буквальна) можно перефразировать, что уже говорилось в примечаниях к § 102: топологию связи космос=микрокосмос на языке макрореальности можно высказать (косвенно) мифом, то есть свойства первой — это то, что в нем говорится действительно и символизируется; появление запретов и правил соответствия меняет язык и впервые позволяет рационально понять. Но не внутри науки[70]
. Здесь запрет определенного типа выражений (вне- пространственно-временных, аномальных в смысле причинности и тому подобное) может означать, что об этом вообще не говорится и не может говориться на языке науки же. Что же, наука не может сама себя понимать? То есть прояснить себя как ситуацию. Связи ситуации как неминуемо завязывающиеся (и отличающиеся отсодержательных)[71]. (Ведь в содержании она может, сохраняя принцип запрета и им руководствуясь, показывать, что видимое нарушение запрета происходит из-за свойств топоса, о которых нельзя так — например, о цилиндре в языке плоскостной геометрии — говорить). Но тогда должно быть косвенное — идеологическое — ее выражение и владение ею. И шире — экзистенциально-культурное владение (и, соответственно, выражение).Значит, «целостности» неминуемо порождают выражения, которые, являясь выражением их собственных свойств, не могут находиться в составе выражений, эту целостность составляющих, и исключаются как ненаучные или вненаучные. С ними борются, осознают их как чуждые. Должны, следовательно, расколоться и разойтись два пространства — базовое и наслоившееся. И метафизика.