Стрельба по «Радуге»

Не опоздали ни на минуту, вошли в приемную буквально с последним ударом новых напольных часов — под старину. Клавдия Сергеевна, вечный секретарь Константина Дмитриевича, просияла, встретив Турецкого только что не страстными материнскими объятьями. И их помнил Александр Борисович, многое ведь случалось в прошлой жизни, когда все, без исключения, были молоды и беспечны в своей раскованной и бесшабашной безалаберности. Но это все хранилось глубоко-глубоко, в тайниках его усталой души, — так, вероятно, должна была бы понять Клавдия его мимолетную, задумчивую улыбку в свой адрес.

— Как жизнь, Санечка? — негромко, почти одними губами спросила она.

Он ответил философским покачиванием головы из стороны в сторону, которое можно было бы истолковать при желании и как непроизнесенную фразу: «С тобой было лучше». Женщина просияла. Ну, и достаточно, женщинам всегда надо делать приятное — таков закон истинного джентльмена, но и останавливать себя вовремя, чтобы не возбуждать у них «неавторизованной активности», как выражаются в спецслужбах…

Меркулов был деловит. Сразу взял заявление и стал читать. Гости осматривали кабинет, а Турецкий привычно развалился на стуле у окна, частенько тут восседал.

— Ну, что добавишь, Александр Борисович? — спросил он. — Есть мысли?

— Мысли-то есть. Но сначала я хотел попросить тебя о личном одолжении. Жены заявителей представляют великолепный образец для шантажа. Мы думали их засунуть к Щербаку или к Филе. Но я вспомнил вдруг, что, с твоей, разумеется, помощью, мы могли бы создать перепуганным женщинам куда более комфортные и, кстати, совсем уже безопасные условия у нас на Истре. У нас, в смысле, у вас, если я еще имею право так говорить.

— Нет, вы посмотрите, сколько скромности? Бумажка-то, поди, с собой?

— Ага. Там, в главном корпусе, есть прекрасные номера на двоих, вот я и подумал… Сделайте уж милость, господин государственный советник…

— Давай сюда, — Меркулов улыбнулся. — Смотри, совсем складно уже на вольных харчах-то писать научился? Ввиду… в связи… в соответствии… принимая во внимание… Очень грамотно выражено. — Он нажал на вызов: — Клавдия Сергеевна, загляните, пожалуйста… Вот, — он помахал бумажкой, — плач нашего друга. Сделайте одолжение, оформите, как он предлагает, в качестве свидетелей, потом мне на подпись и отдайте ему. Спасибо. А ты, уходя, забери, и действуйте.

— Слушаюсь, шеф, — привычно ответил Турецкий. — Извини, забылся. — Но Меркулов только шутливо отмахнулся от него.

— Итак, господа, у меня есть для вас еще двадцать минут, не более. Изложите кратко, но емко вашу историю. Чтобы я мог сказать, что в курсе этого дела… Александр Борисович, сделай личное одолжение, проследи, чтобы Клавдия Сергеевна быстренько сделала мне по паре копий этих заявлений и актов медицинского заключения. И чтоб там посторонних не было, ты понимаешь… И свою бумагу прихвати.

Турецкий забрал документы и быстро вышел. А когда вернулся и положил оригиналы с копиями на стол Меркулова, услышал, как Уткин рассказывал уже о «методах убеждения», которые с большим успехом продемонстрировали им Ловков и Грошевым, ну, и подручными охранниками. Подтвердил сказанное медицинскими заключениями. Упомянул и о роли нотариуса.

Наблюдая за Уткиным, Турецкий задавал себе вопрос: что он за человек? Прост, вроде бы, судя по речи, достаточно интеллигентен для технаря-бизнесмена, но каждую фразу обставляет массой ненужных подробностей, боясь, очевидно, что будет неправильно понят. Это его многословие раздражает, вот и Костя знакомо морщит нос.

А жена Уткина — прехорошенькая, этакое воздушное создание. Кстати, вторая женщина, если говорить о внешней красоте, пожалуй, не идет в сравнение с первой, она более земная. И, определенно, верная супруга. И вот если бы он, Турецкий, встал перед выбором, то, несомненно, остановился бы на Ленке, как они ее все называют.

Молчаливый Гусев тоже Турецкому больше понравился, ему и досталось, видно, куда крепче, нежели Уткину. Потому, надо понимать, и «работал» с ним сам Грошев. Давил его физически. Значит, понимал, что этот парень более крепкий. Возможно, знает и дело основательнее, но пока отмалчивается. Вот с ним и надо бы подробно обговаривать все их производственные взаимоотношения. Чем, собственно, могло заинтересовать их производство именно Ловкова? Не просто же тот отнимает его, чтобы оставить одни стены, все разрушив, а потом эти стены продать втридорога? Хотя, глядя на сегодняшних «бизнесменов» подобного рода, приходится верить не только очевидному, но и невероятному. Генерация разрушителей. Убивают, грабят, воруют, набивают карманы, но для чего? Деньги для денег? Так ведь жить невозможно, однако все они живут и считают, что иначе и нельзя… А может, они устали от долгой и тяжкой необходимости соблюдать законность, и вырвавшись, даже частично, из объятий «системы», кинулись, наконец, во все тяжкие?..