Читаем Стреляешь в брата — убиваешь себя полностью

— Ладно, — махнул рукой капитан. — Не буду вас мучить. Задание чрезвычайно опасное, поэтому идут только добровольцы. Кто не хочет, может оставаться в лагере, никого силой я с собой не тащу…

— Добровольцы? Слава тебе Господи! — облегченно выдохнул здоровенный француз Леон, бывший офицер Иностранного Легиона, в связи с какой-то темной полукриминальной историей дезертировавший из части расположенной во Французском Конго. — Слава тебе Господи! Я — пас! Жизнь дороже денег! Можете так и записать, капитан!

— Scheisse! — презрительно искривив губы, бросил ему в ответ капитан. — Вы, лягушатники, никогда не были настоящими солдатами!

— Пусть так, — равнодушно пожал могучими плечами Леон. — Зато я приду помочиться на твою могилу. Если она у тебя конечно будет.

— Трусливый ублюдок! — сплюнул в сторону Штайнер. — А что молчат остальные? Может кто-то еще хочет остаться?

— Я бы тоже остался, капитан, извини, — невысокий, но мускулистый и широкоплечий африканер Канада-Пьер, склонил голову к столу, пряча покрасневшие от стыда щеки. — У меня семья, дочки, им надо на что-то жить. Кто даст им денег, если меня продырявят в джунглях?

— Я знаю, Пьер, — положил ему ладонь на плечо Штайнер. — Семья это святое, я и сам хотел предложить тебе на этот раз остаться в лагере. Так что не переживай, мы все понимаем и не будем считать тебя трусом.

Африканер благодарно кивнул в ответ.

— Ну, а ты, русский? Тоже спразднуешь труса? Твои земляки всегда были лихими вояками, не боявшимися ни бога, ни черта… Я их хорошо помню…

Только что тоже хотевший отказаться от слишком рискованной даже по меркам этой странной полупартизанской войны операции Серж почувствовал, как от сказанных нарочито саркастическим тоном слов бывшего эсэсовца кровь бросилась ему в голову, а сердце учащенно забилось в груди.

— Даст бог, запомнишь и русского, который будет сражаться с тобой рядом, а не только пинать тебя по заднице! — дерзко глянув в довольно смеющиеся глаза Штайнера, бросил ему в лицо Серж, тут же пожалев о своей горячности.

Однако отступить после таких слов уже было невозможно, юношеская гордость ни за что бы не позволила. Уже много позже, повзрослев и набравшись опыта, он осознал, что старый немец в тот раз его элементарно развел, умело надавив на мальчишеское самолюбие, и заставив плясать под свою дудку.

— Я тоже с вами, капитан, — приподнял вверх два сложенных пальца Бурбон. — Нельзя позволять черномазым валять белых баб не поплатившись за это, так что я тоже готов рискнуть.

— Ну вот и отлично, вчетвером мы вполне справимся, — подвел итог опроса Штайнер.

— Ты забыл спросить у меня, — звенящим, как натянутая струна голосом, напомнил, сидящий в углу Гюнтер.

— В тебе я уверен, малыш, ты же немец и к тому же парашютист, пусть и служил не в нормальной армии, а в вонючем бундесвере. Но не могли же они тебя так сильно испортить. Или я ошибаюсь?

— Может быть ошибаешься, а может быть и нет… — неопределенно качнул головой Гюнтер. — Скажи мне, как мы будем действовать, чтобы попасть в засаду? У тебя уже есть план?

— План есть у каждого, до тех пор, пока ему не врезали… — недовольно проворчал Штайнер. — Какой тут может быть план. Жандармы пойдут полным составом, кроме больных, хромых, косых и тех, кто в ночь перед выходом сбежит в джунгли или напьется и не прибудет к сроку. Итого нас будет примерно пятьдесят человек. До Кабванга нас довезут на грузовиках, а там пойдем через лес по кратчайшему пути к миссии. Черномазые будут знать наш маршрут и приготовят засаду. Мы будем идти до тех пор, пока в нее не попадем, потом с боем отступим обратно к Кабвангу, где будут ждать наши грузовики. Они доставят нас обратно в Элизабетвилль, тех, кто уцелеет.

— У нас много хороших охотников и следопытов, — медленно обдумывая каждое слово, сказал Гюнтер. — Мы сможем первыми обнаружить засаду, пустить им кровь и уйти…

— Извини, старина, — холодно улыбнулся Штайнер. — Так не пойдет. По сценарию кровь должны пустить нам и никак иначе. Вряд ли нам удастся убедить господина министра, если мы возьмем и замолотим его людей… Могу обещать лишь одно, что не буду под огнем упираться насмерть и постараюсь сразу отступить…

— Они будут гнать нас по джунглям несколько десятков километров, до тех пор, пока мы не подойдем вплотную к Кабвангу… Наверняка, попытаются нас окружить… Может быть у них даже получится…

— Жалование за три месяца, парень, подумай об этом! — настаивал Штайнер, с тревогой вглядываясь в отражавшую напряженную работу мысли лицо лейтенанта.

— Мертвому они ни к чему! — отрезал Гюнтер. — Извини, старик… В этот раз нам не по пути… Я приехал сюда честно воевать, а не играть в поддавки!

Старый немец отшатнулся, как от удара, но быстро овладел собой и издевательски приторно улыбаясь, заявил:

— Что же, я не думал, конечно, что ариец спасует там, где сдюжили русский с бельгийцем, но ничего не поделаешь, видно такие арийцы пошли в наше время…

Гюнтер поднялся на ноги и с высоты своего роста, покачиваясь на каблуках, презрительно оглядел капитана.

Перейти на страницу:

Все книги серии Афган. Пылающие страны. Локальные войны

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее