Стреляющий компромат

Людмила и сама сознавала шаткость своего положения на рядовой, если вдуматься, работе, но выхода не находила. Уволиться? А на что жить, на мамину пенсию? Смешно даже подумать. Единственно, что остается — молчать, кроме всепонимающей мамы, никому ни слова. И подчиняться, не лезть на рожон, не прекословить своему занудливому «хояину». Не говоря уже о пожилом советнике.

До утра девушка так и не уснула. Если бы существовала малейшая возможность отыскать другую работу, пусть с более низкой оплатой, с удовольствием бы уволилась. Совместная с Молвиным поездка по сибирским городам ничего хорошего не принесет. Не зря Егор Артемович обмолвился о «приставаниях».

Утром, сумрачная, не выспавшись, Людмила небрежно затолкала в сумку комплект сменного белья, джинсы с кофточкой, туалетные принадлежности, села возле окна и стала высматривать обещанную машину.

Ровно в семь черная «волга» остановилась рядом с под"ездом, водитель вышел и принялся прогуливаться по тротуару, то и дело поглядыая на часы.

Пора ехать…

4

Прибывших посланцев Москвы разместили в приличной гостинице, каждому предоставили по двухкомнатному номеру. Секретарше — однокомнатный. Дверь в дверь с номером Молвина.

— Устроишься — зайди, поработаем, — шепнул Егор Артемович, когда они шли по коридору. — Я должен подготовить выступление босса перед местным руководством, — пояснил он.

Поверила дуреха-секретарша в срочность «работы», торопливо разложила по ящикам и полкам вещи, подправила макияж, надушилась и постучала в дверь соседнего помещения.

Молвин, без пиджака и без галстука, со спущенными подтяжками, открыл ей. Рубашка расстегнута, видна вялая волосатая грудь. На лице — кривая улыбочка.

— Проходи, располагайся, — весело пригласил он.

К журнальному столику придвинуты два кресла, на нем — бутылка коньяка, нарезанная колбаса. Непременные бананы, яблоки.

— Сейчас малость закусим и — трудиться, — бодро пояснил босс, попрежнему улыбаясь и отчаянно терзая нос-банан. — С утра маковой росинки не потребил… Ты ведь тоже голодна?

— Нет… не хочется… Диктуйте — буду записывать…

Кажется, показное трудолюбие Молвину не пришлось по вкусу. Молча разлил по рюмкам коньяк, поднял свою и строго поглядел. Почему она медлит? Или не дорожит своей работой? Может быть, брезгует скромным угощением?

Пришлось пригубить.

— До дна, только до дна! — потребовал Молвин, насупясь. — Не привык, чтобы не слушались, хочешь доброго отношения — подчиняйся! Разве со мной трудно работать, решила уволиться? Пожалуйста, увольняйся. Сейчас — безработица, только позови — десятки красавиц прибежит.

Людмила подобострастно улыбнулась, дескать, пошутила, конечно, выпью. Кончиками пальцев взяла с блюда кружок сырокопченной колбасы, зажмурилась и лихо опрокинула в рот обжигающий напиток.

— Вот это — по нашему, — засмеялся Егор Артемович. — На одной ноге далеко не ускачешь — приделаем по второй, — наполнил он рюмки. — Пей, красавица, не ломайся, барышня!

Вторая рюмка пошла легче. В голове приятно завертелся красочный хоровод.

— Молодчина… Но, как известно, цифра «три» — волшебная цифра, говорят, Земля стоит на трех китах. Не зря бытует поговорка: Бог троицу любит.

Третья порция скользнула в онемевшее горло, будто не алкоголь — вода. И все же Людмила старалась не потерять самообладания, мысленно уговаривала себя: я не пьяна, я в полном сознании, только не расслабляться, не сдаваться.

Четвертая рюмка доконала ее. «Хоровод» закружился быстрей, раскрашенные фигуры слились в неразличимое свечение, исчез недавний страх. В конце концов, секса с хозяином все равно не избежать, рано или поздно босс подомнет под себя бесправную секретаршу. Так лучше пусть это случится раньше.

И все же Людмила старалась держать оборону до последнего.

— Когда… работать? — заплетающимся голосом спросила она, пытаясь подняться. — Сейчас… принесу… бумагу…

— Не надо бумаги. Мы с тобой устали, пора — на боковую… Раздевайся.

— Я… к себе…

Стараясь сохранить равновесие, придерживаясь за стены и мебель, девушка добралась до двери. Подергала — закрыто, Молвин сидел на краю постели со спущенными брюками, иронически наблюдал за потугами секретарши.

— Зря стараешься, милая, дверь откроется только утром. Кому сказано раздеваться!

Людмила нерешительно расстегнула верхнюю пуговицу кофточки.

Егор Артемович освободился от брюк, постанывая от нетерпения, стянул рубашку, майку, остался в одних «семейных» трусах.

— Долго прикажешь ожидать? Думаешь, я помогу раздеться? Не дождешься, милая, путаюсь в женских причиндалах, не отличаю лифчика от трусиков. Так что поторопись… Если работой дорожишь.

Последняя фраза будто подстегнула Людмилу. Торопливо сбросила кофточку, стянула джинсы.

— Отвернитесь…

— Еще чего, — возбужденно задышал помощник советника, нос-банан налился кровью, на лбу выстуила испарина. — И не подумаю. Я-то вот не стесняюсь, — демонстративно стянул он трусы.

— Хотя бы свет погасите, — взмолиась Людмила, закрыв глаза. — Нельзя же так, мы — люди, не звери.