Стреляющий компромат

Приготовления завершены и можно отчаливать.

— Сплывешь, старшой племяш, аж до самого Темрюка-городу. Держись у берегов, на стремнину не лезь — ущучат. В Темрюке отыщешь мово дружка, вместях рыбачили на Азове. Он поможет.

Пантелей оттолкнулся от берега шестом, взялся за весла. Мотор врубит только когда выберется из зарослей на речной простор…

Оставшись наедине с Любкой, старик принялся часто моргать и тереть глаза. Будто отправил любимого племянника не на Азов-море, а на край света, где его поджидают всяческие беды-несчастья. Отворачивался от девушки, говорил нарочито грубым голосом, жаловался на вечную простуду и ломоту в спине.

— Стар и немощен сделался я, девонька. Самому себя жалко… Ну, да ладно, сейчас мы с тобой нажарим окуньков, похлебаем ушицы. Хороши окуньки под чарку, ох, и хороши же!

Болтает, а сам поглядывает на оставленную на его попечение девчонку. Как она, не тоскует ли по уехавшему парню? Вроде держится молодцом, даже смеется над шутливыми высказываниями «опекуна».

Вечером Людмила забралась в осточертевший шалаш, плотно занавесила вход, обрызгала все вокруг вонючим антикомариным снадобьем. Заправила фонарик привезенными дедом батарейками, немного почитала. Уснула поздно, долго вертелась на хлипкой раскладушке.

Дядя Федор провел ночь у костерка, завернувшись в старый, облезлый тулуп. Едва начало рассветать, встрепенулся, собрал нехитрую рыболовную снасть и засел на берегу протоки. Незряче глядел на поплавки и проворачивал в голове тягостные стариковские мысли. Как там плывет Пантюша? Не узрели ли его, не дай Господи, нелюди? Тот же жирный участковый?

Старик не знал, что Тимофей Игнатьевич тоже маялся, не зная, как поступить. «Общественница» бельишко не развешивает, значит зловредная девка-потаскуха на хуторе не появилась. Да и вообще там странное безлюдье. В бинокль отлично видны хаты, надворные постройки, плодовые деревья и — все. Ни одного человека! Не сидит на пеньке бабка Ефросинья, не хромает по своему подворью инвалидка Настасья.

Дядя Федор с сыном уехали рыбачить — участковый видел, как грузили в лодку бреденек, сетку, удочки, как укладывали под скамьи нехитрый скарб и припасы. Обычное дело — рыбалка, не подсудное, вполне законное. Ежели бы не девка с парнем, которые прячутся в плавнях. Вдруг старик с сыном отправились к ним?

И еще одно беспокоило участкового — полученный приказ от московского майора: сидеть и не высовываться! Пусть бандиты-налетчики, невесть откуда появившиеся, перещелкают все население хутора — не вмешиваться. А вот когда закончат злодейство и поедут на «Большую землю», задержать. Без шума и без выстрелов. Пошарить в карманах и вещицах задержанных, все найденное — майору на стол!

Прежде всего, почему на выполнение такого ответственного задания послали не сотрудника госбезопасности и не опытного сыскаря — задрипанного предпенсионера в лейтенантском звании? Уж не таится ли в этом непонятном доверии зубастая щучка? Лейтенант не знал, что его переживания будто скопированы с тягостных мыслей майора Паршина. И тот и другой подозревают, что их примитивно подставили, что когда минует необходимость — уберут.

Потом — непонятно, почему вначале не вмешиваться, а после — арестовывать? И как можно без применения оружия задержать вооруженных бандюг? И еще — когда преступники поубивают баб и старика, пограбят их дома, отобрать у них награбленное и представить майору. Для чего? Не проще ли не допустить кровопролития?

Раздумывал, прикидывал участковый до головной и почему-то зубной боли. В конце концов, пришел к заключению, свойственному служакам. Начальству видней, у него звезды на погонах размером и количеством побольше, чин — повыше.

Поэтому он не взволновался, увидев, как в хутор вошли двое мужиков: один — толстяк, второй — юркий и, похоже, вреднющий. Удивило другое — не забегала по двору любопытная инвалидка, не выползла из своей хатенки старуха. Что же они оглохли и ослепли? Все женщины страдают любопытством, хуторские — вдвойне. А тут — полное равнодушие. Как бы оно, это непонятное равнодушие хуторян не вышло боком начальнику оперативной группы!

Но, выполняя полученный приказ, Тимофей Игнатьевич сам с места не сдвинулся и своих ребят притормозил…

Всего этого дядя Федор, конечно, не знал, даже не догадывался, но тревожное чувство, будто застарелый ревматизм, измучило его. Вторую ночь без сна прокрутился на жесткой земле, а поутру решился.

— Вот што, девонька, надо мне до дому смотаться. Погляжу, што там происходит, все ли ладно, к вечеру возвернусь… Не скучай, милая, ушки да жаренной рыбешки тебе хватит, почитай книжицу, скупайся. Не бойся, никто на островок не заглянет, те, кто знали о нем, давно похоронены. Один я подзадержался.

Оставаться одной Людмиле явно не хотелось, пока рядом был Валерка, а потом — старик, страх отступал, прятался. В одиночестве он обязательно расправит шуршащие крылышки, примется нашептывать, кружить голову. Каждая камышинка покажется бандитским ножом, каждое искривленное деревке — подползающим убийцей.