Стрелка

– Шантаж… э-э… как же это по-русски…? Ладно. Тут дело тонкое. Твоя долговая грамотка — в вотчину мою уплыла. Помнишь, купец из Елно на вашем подворье был, Гвездонь? Он её и увез батюшке моему. Помру я — долг ему отдавать будешь. Идти в бой, имея в соратниках должников… Прикинь: заставлю я Божедара дать мне долговую грамотку. Пойдём в бой — его люди мне в спину ударят. Тебе, кстати, тоже. Майно перетрясут, грамотку сожгут. С серебром… ещё хуже — даже положить некуда. Я даже просто отпустить этих… чудаков не мог. Они ж сразу подумают: сейчас ничего не взял — потом отыграется. Надо убить, чтобы не рассказывал.

– Так ты поэтому?! Чтобы они… ну… опаски от тебя не имели?! А я-то подумал…

Как зацепило-то парня. Будто небо на землю упало да черти из пекла полезли.

– Ну, а потом-то?! Ты ж их заставишь платить? А? Так это… чтоб им неповадно было.

– Почему я? Ты тоже там был. Никакого участия в этом… грехопадении не принимал. Тебе их и доить.

– Э-э… я как-то… не, я не смогу… ну, они ж никому ничего… вреда какого… не сожгли, не зарезали… я ж не поп…

«Никому — ничего, кроме бога одного». Поэтому — к попам. Логично.

– А я — поп? Ладно. Чует моё сердце, что попусту воду толчём. Не с кого взыскивать будет.

– Как это?!

– Есть у меня чувство, что парня на убой послали. Не верится мне, что можно семь лет в боярской усадьбе такими играми играться, и чтобы никто не знал. Думаю, когда Божедару надо было в княжескую службу идти, родители про сыночка уже прознали. Поэтому и не настаивали, не гнали на княжий двор. Боялись, что наружу всплывёт. Теперь прикинь: хоругвь ведёт Божедар, а по сути — стрый его. Который, похоже, после смерти боярича — первый наследник на вотчину. Так ли, иначе, в бою ли, на стоянке ли, стрый племяша… как-нибудь неявно… Думаю, с молчаливого согласия родителей.

– Свои?! Своего же? Сына единственного?! За что?!

– А кто только что орал не своим голосом: к князю волочь! Судом судить! Развратники-мужеложцы-содомиты…! Вот чтоб ты так не орал — парней и угробят.

– Я орал?!

– Ты. Или другие такие. Изведут боярича. Чтобы ихней родовой чести — ущерба не было.

«— Сара! Ваш Мойше — пид…рас.

– Шо?! Занял деньги и не отдаёт?!

– Нет, шо вы! Я же в хорошем смысле этого слова!».

Мда… получить денег с русского боярича… во всех смыслах этого слова…

Лазарь загрузился. А я, вытаскивая целый день весло, размышлял об очевидном.

* * *

Свойства личности человека идут более всего от трёх вещей: от крови, семьи, окружения.

Кровь у бояр… пожалуй и послабее смердячьей: у смердов ленивый, глупый, слабый — долго не проживёт. Голод у крестьянина — за плечами стоит. У «вятшего»… сперва холопы да смерды перемрут, потом уж до него очередь дойдёт.

Народная мудрость: «Пока толстый сохнет — худой сдохнет». Вятшие на «Святой Руси» — толстые, обычно. «Толстый» глупый боярич выживет там, где умный, но тощий смердёнок — сдохнет.

Смердёнок в своей семье растёт. Хотя к детям на «Святой Руси» обычное отношение — «доброжелательное равнодушие», однако ж — «доброжелательное».

О сироте сказано:

«Ведь мать хоть и пьяная и безумная, а высоко руку подымет, да не больно опустит, чужой же человек колотит дитя, не рассудя, не велика, дескать, беда, хоть и калекой станет век доживать».

Дети боярские растут сиротами. Нет, их не бьют до покалеченья — опасаются казней хозяйских, а всё — не родное. Разница…

Аристократ Пушкин вспоминает няню:

«Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей».

Крестьянин Есенин обращается к матери:

«Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет».

Кому кто ближе. Пушкин о матери не вспоминает.

«Не та мать, кто родила, а та, кто выкормила» — русская народная мудрость.

Дети бояр растут в окружении слуг. Они их выкармливают, они этим детишкам — и семья, и улица. Два из трёх основных источников свойств личности.

«Я составил перечень свыше пятисот картин из всех стран с изображением матерей и детей и обнаружил, что дети на них смотрят на мать, улыбаются матери или ласкают ее, в то время как картины, где мать смотрит на ребенка, улыбается ему или ласкает его, являются редкостью, и появились они в более поздний период».

Посмотрите внимательно на Парижскую Богоматерь. Куда смотрит женщина, как она держит ребёнка. Тех из моих современниц, кто уже вырастил своих детей — просто по глазам бьёт. А девчонки — не видят.