Стрелка

Какая любознательная, интересующаяся, ищущая, открытая инновациям молодёжь растёт в нашей стране! Ну как можно отказать пытливой душе ребёнка?!

«— Бабушка, тебя опять на встречу ветеранов с пионерами приглашают. Ты пойдёшь?

– Нет, внучек. Устаю я от пионеров. Они все такие любознательные. Всё им расскажи, да покажи, да дай попробовать».

Поскольку вопрос усталости нашей «бабушки» никого не интересовал, то я озаботился другим:

– Можно. Но завтра серебра на курв городских — не дам. Согласен?

– А? Ну… Да.

Тут я уже как раз… смог уступить место Резану. К моменту его завершения… или здесь правильнее — кончания? — концепция эффективного применения наблюдаемого явления оформилась в моём мозгу:

– Резан, подымай потихоньку остальных. Пусть и другие тоже… приобщатся.

– А она того… не сдохнет? А Лазарь? Он знаешь, чего скажет… и сделает…

– Сделает он одно — поумнеет. Процесс необратим, процесс пошёл. Пока он по бережку бегает да руками машет… Вернётся — поговорю. Дальше: поставь грамотного. Чтобы список вёл. Чтобы помытость проверял. Чтобы смотрел насчёт всяких насекомых. У кого есть — нафиг. И всякие язвочки, потёртости, покраснения, опухоли… И ещё — серебра я больше на баб давать не буду. Зато вот это — каждый день каждому.

– Вона оно чего… А поднимать их не надо — все уже, глянь: над обрывом торчат. Эй, вы там, ходи сюда!

Я полагаю сию историю из самых наиважнейших моих прогрессов. Ни основание городов или строительство мостов, ни разрушение царств или их создание, ни изобретение хоть бы каких вещей или материалов — с этим не сравнимы. Ибо те — есть изменения лишь для относительно малой группы людей. Изменение же формы проявления основного инстинкта, самого что ни на есть базового и повсеместного, затрагивает повседневное поведение огромной человеческой массы. Тех бессчётных племён и народов, кои проживают под властью разных ответвлений авраамических и прочих скотоводческих религий. В которых всякое отклонение от единственного способа выражения основного инстинкта есть табу. Есть действо сатанинское и грех смертный.

Моя инновация, при всей кажущейся малости своей, была потрясением величайшим. Ибо — всехным. Не только святорусскими ратниками применяемое, но любого роду-племени-сословия-вероисповедания — доступное. Не навязанное, не указанное, но — добровольное.

Посему ни границы государств и вер, ни замкнутость общин или закрытость теремов — остановить его не могли. Начавшись здесь, в Ярославле, от подглядывания хоругвенных воев, мальчишек-отроков, распространилось оно по всему миру.

Сотрясая и потрясая его. Ломая и разгрызая туземную «нравственность» — систему ценностей и запретов, столь жестоко вбитую в аборигенов. Систему, в которой утопить жену с любовником, вбив предварительно в неё кол — правильно, прибежать по зову сюзерена, который бросит своим слугам на забаву, как тряпку щенкам — святое.

Мир-то и поныне трясёт. И дальше трясти будет. Каждый раз как новое поколение будет открывать для себя такое.