Стрелки [СИ]

Недолго думая, Гэльд подхватил ее в охапку вместе со шкурой и со смехом закружил по покою. Знайд вскочил и запрыгал вокруг, норовя ухватить зубами шкуру. В покой заглянула Антония и тут же шарахнулась назад, хлопнув дверью. Наконец они без сил повалились на лежанку, а пес прыгнул следом, намертво вцепившись в шкуру. Гэльд схватил его за загривок и швырнул на пол. Потом повернулся к Хели:

— Послушайте, Хель…

— Да? — Хель лежала, раскинув руки, гладя пальцами мягкий пепельный мех.

— Надо послать Стрелкам открытый вызов.

Улыбка сбежала с ее лица, и Гэльд с огорчением подумал, что он, как всегда, заговорил не вовремя и глупо. Хель медленно села:

— Продолжайте.

— Мне это только сейчас пришло в голову, — в смущении начал объяснять Гэльд. — Пусть думают, что мы — сумасшедшие одиночки, что мы идем в бой от отчаянья…

— А вы так не думаете? — перебила его Хель. Гэльд взглянул на нее блестящими глазами и твердо сказал:

— Нет.

Она помолчала, хмурясь, потом нехотя сказала:

— Если б так просто можно было решить все…

— Что случилось? — встревожился Гэльд. Хель досадливо качнула головой:

— То, чего следовало ожидать. У нас не хватает денег. Вы же знаете, Гэльд, мы собираем войско. Первым боем все не кончится… Командирам придется и над этим поломать головы…

Гэльд слушал ее, не отводя завороженного взгляда от огня. Потом потянулся к кубку, допил его, морщась, повертел в пальцах, любуясь игрой пламени на темном серебре.

— Деньги, — пробормотал он, сдвигая брови. — Пожалейте командирские головы, Хель. Деньги будут.

* * *

Всего этого я не рассказывала, конечно. Только повторила упрямо, что серебро было отдано для Восстания. Экскурсовод вздохнула досадливо, но терпеливо:

— Возможно, и так, но в исторических документах этого нет… Позвольте мне продолжать…

Мы шли за ней по шершавым плитам к парадному входу. Лестница с широкими каменными ступенями поднималась к самым дверям, за ними была полутьма, и тянуло прохладой. Переступая порог, я мимолетно коснулась ладонью темного гладкого дерева, и у меня вдруг сильно заколотилось сердце. Как будто лишь сейчас я поняла, что это Эрнар. И больше не слышала ни шарканья ног, ни тихих разговоров, ни назойливых объяснений…

Ведь по этим ступеням подымался некогда Гэльд. Здесь, в углу лестницы стояла Антония — в темном платье, со связкой ключей на поясе — символом ее власти. Когда Гэльд велел снять серебро, она кричала: «Святотатец! Ты еще ключи мои переплавь! Карианским корсарам меня продай!» Вот этот узкий коридорчик, вход в который преграждает сейчас шнур со строгой табличкой, вел к винтовой лестнице, а по ней можно было подняться прямо в башенку… А если из залы, в которой сейчас мы стоим, разглядывая экспонаты, — бывшей трапезной — взойти по внутренней лестнице на два пролета, то попадешь в дом Предка, где всегда горят факелы, бросая мрачный отсвет на суровый бронзовый лик на щите. На чьей бы стороне ни стояли владельцы Эрнара, Предка они чтили всегда… А впрочем, факелы давно погасли, и бронзовый лик потускнел, и давно уже никто не живет в Эрнаре…

Супружеская пара, еще раньше замеченная мной, критически разглядывала манекен в уныло обвисшем платье — «Одежда знатной женщины, 1-ая половина XI века». Платье было неуклюжее и истертое.

— Ужас! — сказала супруга, подталкивая локтем мужа. — Как они такие тряпки носили, а еще «знатные женщины»!

— Угу, — флегматично отозвался муж.

«Какие глупости, — подумала я, — ведь это платье просто выцвело и постарело… Я помню его ярким и праздничным». Я хотела сказать это, но Ивар Кундри вдруг опередил меня:

— А как бы выглядели вы, пролежав в этом замке пятьсот лет?

Женщина раскрыла рот, потом закрыла, одарила Кундри уничтожающим взглядом и быстро зашагала вперед, волоча за собой мужа.

— Зря вы так, — не удержалась я. Ивар Кундри взглянул на меня с непонятной мрачностью:

— А зачем она приехала сюда? Оценивать старинные наряды?

— А зачем приехали вы?

— Трудный вопрос, — пожал он плечами. — И, пожалуй, слишком долго на него пришлось бы отвечать… Видите вы вот эти сапоги?

За стеклом были выставлены болотные сапоги ужасающих размеров.

— Ну и что?

— Они принадлежали одному барону, большому любителю поохотиться. Он даже помер от разрыва сердца, промахнувшись по рыку. Сапоги, как видите, остались. И вот с тех пор каждую ночь они исчезают куда-то. А наутро, — он таинственно понизил голос, — появляются снова, все в грязи… Представляете?

Я невольно рассмеялась и тут же изобразила холодное возмущение. И ощутила досаду — провели, как девчонку… Да ну его к лешему, этого Ивара Кундри! Я же в Эрнаре…

Экскурсовод тащила нас из залы в залу, не позволяя нигде задерживаться. И я разглядывала отгороженные шнуром экспозиции: «Уголок старой трапезной», «Кухонная утварь, XII век», «Ткацкая», «Спальня»… — и думала, что, чем отгораживать все это, лучше бы восстановили, как есть. То есть, как было. Чтобы можно было, как в Ильденском доме, ощутить за спиной дыхание предков…