Узнав от Шибалина, что Субудай перехитрил артиллерийскую засаду на реке Проня и повел основные войска в обход, Афанасьев потребовал, чтобы артдивизион, после разгрома передовой тысячи, развернули к Рязани. Но Шибалин сообщил, что ниже по течению для колонны с военной техникой места вовсе не проходимы, но даже если пройдут – путь преградят три притока Оки, которые ни танки, ни автотранспорт форсировать не смогут. То есть, по любому нужно возвращаться на водораздел, оттуда на базу, пополнять боезапас и десантироваться в новом месте. Впрочем, по расчетам штаба, Андреев должен успеть, если по дороге ничего не случиться. Самодеятельность артиллериста по деблокированию Пронска, внесла в планы некоторую сумятицу, но не критичную – потеря десяти часов, лишь уплотнила график, зато давала определенный бонус – отсекала от Батыя чуть ли не половину войск – три тумена, из которых один основательно потрепан.
Юрий Игоревич, находящийся в трауре из-за гибели сына в ставке Батыя, узнав, что на Рязань движется враг, а Торжокский князь до сих пор не привел свои хваленые войска, смотрел на Афанасьева волком. Впрочем, вникнув в расклад и узнав о разгроме Гаюк-хана под Пронском, немного смягчился, но отношения были по прежнему натянутыми: где Пронск и где Рязань? По совету того же Афанасьева он три дня тому назад, когда еще была возможность, не стал отправлять рязанскую княгиню, невесток и главное – внуков во Владимир. Афанасьев и сам уже не рад, что дал такой совет: а вдруг артдивизион не успеет? Или того хуже, успеет, но не сможет разбить тридцати или сорокатысячное войско? Ведь там всего то девять гаубиц! Остальная ударная техника осталась вне игры: танки и бронетранспортеры могут лишь стоять без движения – лед слишком слабый. А где нет льда, там непроходимые леса. Получается – три сотни бездоспешных бойцов, пусть с винтовками и пулеметами, против сорока тысяч! К тому же, если красноармейцы не успеют проскочить под защиту крепостных стен, то в открытом поле, на первый взгляд, задача становится и вовсе не реальной. С такими думами и молодая жена не в радость. Чтобы случайно не сорваться, он пока отправил ее в женскую половину терема, утешать вдову Евпраксию.
А монголы приближались слишком быстро. Сначала пришло сообщение, что темник Урянх-Кадан захватил Белгород. Город, точнее не город, а приграничная крепость с немногочисленным гарнизоном пала, задержав монгол всего лишь на один день. Ее взяли штурмом, даже не разворачивая осадных машин. Потом прискакал вестник из под Ольгова. Этот город сопротивлялся чуть дольше – целых два дня. Затем потянулись беженцы из под стоящего на отшибе городка Исады. Его тоже плотно обложили, потому что с налету взять не смогли. Монголы разворачивали китайскую осадную артиллерию, чтобы сломать крепостные стены.
Все села вокруг Рязани опустели. Смерды и их семьи кто перебрался в Рязань, кто ушел дальше в Переяславец, кто в заокские леса. Лошадей, скот и домашнюю птицу крестьяне забирали с собой.
Обстановка сгущалась. Стоило Афанасьеву выйти во двор или трапезную, как Юрий Игоревич молча, втыкал в Афанасьева свой взгляд, как бы спрашивая, мол, ну и где же твои войска, князь?
Из-за этих взглядов Афанасьев последний день старался вовсе не выходить из предоставленной ему светелки, то и дело теребил радиста:
– Ну что там?
– Торжок отвечает, что из Силура пока вестей нет. – повторял радист одно и тоже.
Набат, ударивший сразу со всех колоколен, как-то разом подкосил Афанасьева:
– Не успели… – выдохнул он.
Вышел в коридор, стукнул кулаком в соседнюю дверь, где располагались бойцы его сопровождения.
– В ружье! Тревога!
Коридор моментально заполнился выскакивающими красноармейцами, на ходу застегивающими полушубки и шинели, подтягивающими ремни. Топот сапог по лестнице, металлический стук проверяемого оружия.
– Товарищ командир… – сержант попытался отдать рапорт, но Афанасьев перебил его.
– К машинам, сержант. Разобрать пулеметы, гранаты, всех построить во дворе.
– Слушаюсь! – гаркнул сержант и побежал вслед за бойцами.
Афанасьев вернулся в свою светлицу, надел шинель, подпоясался, снял с крюка снайперскую винтовку, кинул вопрошающий взгляд на радиста. Тот лишь покачал головой – пока ничего нового. Подполковник вышел в коридор и направился вслед убежавшим бойцам. Но едва он вышел в сени, сверху раздался крик радиста:
– Товарищ подполковник, есть связь с Силуром, Шибалин на проводе!
Афанасьев в одно мгновение влетел на верх, схватил наушники и микрофон.
Через пять минут, немного успокоенный, вышел во двор. Отыскал глазами рязанского князя. Тот в полном доспехе: в блестящем панцире, на голове островерхий шлем с наносником, на плечах красный плащ, на ногах красные яловые сапоги. Глядя на построенных красноармейцев, пытался изобразить нечто похожее со своими дружинниками.
– Мои войска будут тут через два часа. – сказал подполковник Юрию Игоревичу. – Они уже в шестидесяти верстах от Рязани! Успеют! А пока дай команду, чтобы моих бойцов расположили на Крутицкой башне.
– Почему? – удивился князь