Стрелок

– Теперь вы официально приняты в Отдел. Молодым ребятам нравится торжественно приносить присягу, но, полагаю, вы уже достаточно взрослый и можете обойтись без этого.

– Никаких торжественных церемоний мне не надо. Достаточно будет уже того, что я приколю значок к груди.

Первис пододвинул значок, Чарльз его взял.

– Это война, – сказал шеф. – Молодые, необстрелянные войска против профессионалов, обладающих большим опытом, тактически грамотных, смелых и дерзких. Перед вами открывается блестящая возможность, но это также очень опасно. Во всех столкновениях вам придется быть на острие, в вас будут стрелять, вам самому придется стрелять на поражение, и много. Каждый день может стать для вас последним, и прикрывать вас будет не Фрэнк Хеймер, а какой-нибудь зеленый молокосос, только что окончивший Йельский университет.

– Ни на что другое я и не согласился бы, мистер Первис, – сказал Чарльз.

* * *

С Клеггом неминуемо должны были возникнуть неприятности. Мрачное настроение было написано у него на лице, поскольку он понимал, что Чарльз станет вместо него боссом по тактике, и это ему не нравилось. Грузный, потерявший форму, с бегающими глазками, одетый с иголочки, Клегг получил у ребят, как вскоре выяснил Чарльз, прозвище Форель за свой маленький, но хваткий и чрезвычайно подвижный рот, вечно скривленный, дергающийся или презрительно поджатый. Он никогда не улыбался, был начисто лишен обаяния, смотрел на окружающих со снисхождением и был переполнен сознанием собственной значимости. Чарльз не потерпел бы подобного ни от кого, однако первый день на новом месте диктует свои требования, поэтому какое-то время он не собирался трогать Форель. Но с нетерпением ждал, когда ему наконец представится такая возможность.

– Сомневаюсь, что вам когда-либо доводилось видеть дежурную комнату таких размеров, – сказал Клегг, обводя рукой помещение, занимающее добрую половину девятнадцатого этажа.

На самом деле это было не так: Даллас, Атланта и Канзас-Сити могли похвастаться такими же большими следственными отделами, бурлящими жизнью, и везде Чарльз встречал радушный прием.

Он просто окинул взглядом просторное помещение, заполненное мрачной мебелью, типичной для всех государственных ведомств: кипы бумаги на столах, на стенах портреты находящихся в розыске преступников, вся та смесь полицейской нищеты и неряшливости, общая для Скотленд-Ярда, НКВД и муниципальной полиции Токио. Люди здесь суетливо носились, говорили по телефону, работали с бумагами, обсуждали дела и просто болтали. Поскольку никто еще не знал, кто такой Чарльз, никто не обратил на него внимания.

– Все в пиджаках, как требует директор. Галстуки затянуты, никаких закатанных рукавов. Ноги на стол не класть. Не разговаривать громко и не смеяться. Дело на первом, на последнем и на всех остальных местах. Ботинки начищены, ногти подстрижены. Нужно вкалывать на работе, а также иметь презентабельный вид здесь, быть внимательным, не сплетничать начальству и отвечать на все звонки. Только костюм. Никаких спортивных курток.

– У меня нет спортивной куртки, – сказал Чарльз.

– Замечательно. – Клегг усмехнулся. – Тут вы уже на очко впереди.

Сомнительно, что он имел это в виду как комплимент, поскольку каждое слово несло в себе изрядный заряд иронии. Клегг, также южанин, держался спесиво; выходец из знатной семьи, он был слишком хорош для такого простого парня, как Чарльз, с корявой грамматикой, большими, сильными, заскорузлыми руками и крепкой, приземленной жизненной силой, который на фоне его собственных изысканных манер и вкуса должен был казаться ему неотесанной деревенщиной. Казалось, всем своим видом Клегг говорил, что достоин лучшего.

– А теперь пройдемте сюда, я покажу вам оружейную комнату.

– Да, сэр.

Он провел Чарльза по коридору мимо дверей, ведущих в маленькие кабинеты, равнодушно отсчитывая их назначение:

– Телетайпная. Комната допросов, комната допросов, комната допросов с однонаправленным зеркалом и комнатой наблюдения по соседству, кабинет мистера Коули…

– Его кабинет здесь?

– Он так сам пожелал. Ни таблички на двери, ни комнаты секретарши. Он сидит там один и сам печатает все документы. Видеть вы его будете крайне редко, поскольку он изучает донесения, разговаривает по телефону с Вашингтоном и другими отделениями, общается с различными правоохранительными ведомствами и все такое. Распределяет задания, отслеживает ход дел, следит за тем, чтобы одну работу не делали дважды, и вмешивается в том случае, если где-то нарушается связь. Но каждое утро на доске появляется свежий меморандум, и если ты в нем упомянут, это хороший знак.

– Мистер Коули произвел на меня впечатление человека, который делает дело и не гонится за славой.

– Точнее не скажешь. Хоть он и был два года проповедником, спасая души язычников на Гавайях, Коули – технарь. Все разложено по полочкам, все записано в книгу, а книга затем отсылается в Вашингтон на радость директору. Ну, вот мы и пришли.