Стрелок

– Откуда ты знаешь? – напрягся Михай.

– Развяжешь, скажу!

Нахмурившийся авторитет какое-то время молчал, потом решительно махнул своим подручным, и те освободили Будищева.

– Говори! – потребовал он, глядя, как унтер растирает запястья.

– Да нечего тут рассказывать. Просто видел, как твои архаровцы вокруг этих барыг трутся, а потом к Мирче докладывать бегут.

– И ты сразу догадался?

– Не бог весть какая загадка. Я сам прикидывал, как их подломить, и хочу сказать сразу: без меня у вас ничего не выйдет!

– Это почему?

– Потому что отсюда и до Румынии им конвой из казаков дадут. Но это только когда они деньги получат, а до той поры у них и взять нечего!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Лишь то, что взять куш можно будет, только когда им дадут деньги, но еще не придет конвой. То есть всего одна ночь, и сделать это надо здесь!

– Ты с ума сошел! Тут ставка вашего царевича, охраны больше, чем на шоссе Киселева[97].

– Вот именно, поэтому никто ничего подобного не ожидает.

– Хм, – задумался Михай. – А ведь дело может и выгореть. Как ты узнаешь, что они уже получили деньги?

– Они постоянно отправляют телеграммы своим сообщникам через нашу станцию. Я там служу, так что узнаю.

– Они их регулярно посылают!

– Я сумел разгадать их шифр. Так что, отправив послание, они сами мне все скажут.

– Интересно, – задумался Михай. – А для чего тебе это нужно?

– Служить надоело, – пожал плечами Будищев. – Я бы давно сбежал, но с пустыми руками смысла нет, а подходящего случая пока не было.

– И ожидая такого случая, ты четыре креста заслужил? – недоверчиво протянул авторитет.

– А я ничего вполсилы не делаю. Украсть так миллион, полюбить так королеву!

– С королевой-то у тебя промашка вышла, – не удержался от колкости бандит.

– И на старуху бывает проруха, – не стал спорить унтер.

– Ну, хорошо, положим, ты говоришь правду… а какую ты хочешь долю за участие в деле?

– Любую половину.

– Не много ли ты захотел! – присвистнул от удивления внимательно прислушивающийся к их разговору Мирча. – Где это видано, чтобы наводчикам больше десятины давали?

– Я только про наличные, – пояснил Дмитрий. – Большая часть оплаты будет в казначейских обязательствах. Мне они ни к чему, а вот вы сумеете их на звонкую монету обменять. То на то и выйдет.

– Хорошо, – скривил губы Михай. – Будет тебе половина!

– Ну, вот и договорились, – обрадовался Будищев, а теперь верните мне мое барахло и оружие.

– Форму забирай, а вот оружие у нас побудет. Если ты, дружочек, финтить вздумаешь, твой ножик или револьвер убьют какого-нибудь почтенного человека и рядом окажутся. Их ведь многие у тебя видели, не так ли?

– Делай с ними что хочешь, – отмахнулся унтер. – Я жандармам скажу, что неделю назад его тебе или Мирче продал. Накажут, конечно, но эдак ты меня не подставишь.

– Ну, или с твоей подружкой из госпиталя что-то нехорошее случится, – нимало не смутился его ответом Михай.

Будищев в ответ только пристально посмотрел на главаря бандитов и неожиданно улыбнулся.

– Мы ведь люди умные и не станем делать глупостей?

– Я рад, что мы поняли друг друга.

Покинув ставшую вдруг столь негостеприимной корчму, Будищев грязно выругался. Сердиться, впрочем, было не на кого. Как ни крути, а сам во всем виноват – расслабился и потерял бдительность. Чертова девка поманила пальчиком, и он сразу поплыл, как прыщавый подросток, впервые увидевший рядом с собой женщину. И ладно бы, хоть… да что уж теперь. Хочешь не хочешь, а делать нечего, попался на крючок, так не дергайся.

Хотя, если с умом, можно и побарахтаться. Надо только предупредить кое-кого о возможной опасности, а потом посмотрим, кто кого. Приняв решение, он направился прямиком в госпиталь, где, к своему немалому удивлению, застал Федьку Шматова, пришедшего проведать Лиховцева.

– Граф! – радостно воскликнул тот, и приятели крепко обнялись.

– Здорово, – похлопал его по плечу Дмитрий. – Ты как здесь?

– Да батальон наш сюда перекинули, сказывают, для охраны его высочества цесаревича.

– Да иди ты!

– Вот тебе крест!

– А наша команда?

– Дык нету таперича охотников. Потери уж больно большие, так их со стрелковой ротой слили, а Гаршин там в субалтернах.

– Чудеса! А Линдфорса куда дели?

– И он там же. Я же говорю – потери большие!

– А Николаша?

Услышав имя Штерна, Федька помрачнел, стащил с головы кепи и хмуро буркнул:

– Погибли, Николай Людвигович.

– Ты что, с ума сошел?

– Эх, да лучше бы я ума лишился!

– Как это случилось?

– Да черкес один пленный, чтобы ни дна ему, ни покрышки! Уж и не знаю, что ему приблазнилось, а только увидал он у барчука кинжал, что тот носил все время, да как кинется… говорил, братний ножик тот, вот какая беда.

– Твою мать! А вы что же?

– А что мы? Пока кинулись, дело-то все сделано. Оно, конечно, башибузук долго не зажился, а Штерна теперь не вернешь!

Под конец своего печального повествования Шматов даже прослезился, а Будищев, напротив, чувствовал подступающую к горлу ярость. Хотелось что-нибудь сломать или пойти подраться, чтобы в жаркой схватке забыть о горечи утраты.