Стрелок

С тех пор высокопоставленный моряк вел жизнь богатого холостяка, совершенно не желающего обременять себя семьей и тому подобными заботами. Впрочем, недавно все переменилось. Год назад[148] его двоюродный брат Евгений Лейхтенбергский женился морганатическим браком на Зинаиде Дмитриевне Скобелевой, в замужестве получившей титул графини Богарнэ.

Алексей Александрович был в ту пору на Дунае, где командовал русской флотилией, и на церемонии присутствовать не мог, но когда вернулся в Петербург, ему представили новую кузину.

Великий князь взглянул в прекрасное женское лицо и понял, что пропал. Графиня Богарнэ была умна, невыразимо очаровательна, а самое главное – замужем, так что для завоевания этого приза не было нужды обещать жениться, и самый молодой контр-адмирал Российского Императорского флота ринулся на абордаж.

Увы, его атака окончилась позорным фиаско! Красавица весьма благосклонно принимала великокняжеские ухаживания, мило улыбалась, охотно оставалась наедине и подходила при разговоре куда ближе, нежели это позволяли приличия, но этим все ограничивалось. Давно пора было делать следующий шаг, но совсем потерявший голову от страсти Алексей Александрович никак не мог на это решиться.

Какое-то черное наваждение лишало его воли и способности мыслить в присутствии этих прекрасных глаз. Сердце требовало – схвати ее в охапку и тащи на край света (в соседнюю спальню), но руки отказывались повиноваться ему, а околдованный мозг никак не мог вмешаться.

Так что оставалось только продолжать ухаживания, а пока этого не случилось, топить черную тоску в превосходном французском коньяке. Причем не иначе как по злому умыслу врага рода человеческого постоянным собутыльником великого князя был муж ветреной красавицы – Евгений Лейхтенбергский.

Хотя вчера все обошлось без него, да и без грандиозной попойки тоже, и контр-адмирал ехал на испытания какой-то очередной новинки почти трезвым и в компании совсем других людей. Первым был генерал Михаил Дмитриевич Скобелев – знаменитый Белый генерал. Герой прошедшей войны и родной брат красавицы Зинаиды. Вторым – его не менее знаменитый приятель, художник Василий Верещагин. И те, и другие были весьма популярны в русском обществе, а потому великий князь не чурался оказывать этим людям свое благосклонное внимание.

– Что слышно нового о Средней Азии, господа? – осведомился Алексей Александрович.

– Ничего определенного, – чуть нервно пожал плечами генерал. – Даже несмотря на новейшие средства связи, вести идут слишком долго.

– Вы, верно, хотели бы участвовать в экспедиции к оазису в Геок-Тепе?

– Хотел бы, да в этот раз обошлись без меня. Видать, позовут в следующий.

– Вы полагаете, что эта окончится неудачей? – высоко поднял брови великий князь.

– Я бы не стал этого исключать, – нейтрально ответил Скобелев.

– Ну и ладно, я, признаться, не люблю пустыни, пески и все такое прочее. Море – вот моя стихия!

– Не скажите, ваше императорское высочество, – почтительно возразил ему художник. – И в пустынях есть своя прелесть, особенно весной, когда в ней уже тепло, но еще есть достаточно воды, в результате чего эти дикие места расцветают.

– Насколько я помню ваши картины, вы не столько красоты природы воспеваете, сколько изображаете ужасы войны? Хотя должен признать, и эти ваши картины иной раз весьма красочны.

– Благодарю, ваше импера…

– Да полно вам титуловать, – поморщился титулованный моряк. – Мы, слава богу, не на приеме в Зимнем.

– Как вам будет угодно, Алексей Александрович.

– Вот это уже лучше. Кстати, я слышал, вы лично принимали участие в перестрелках с текинцами?

– Случалось.

– Так расскажите что-нибудь, а то ехать еще долго.

– Право, я не слишком хороший рассказчик.

– Да ладно тебе, Василий, – поддержал просьбу великого князя Скобелев. – Я бы тоже послушал.

– Но что именно вам рассказать?

– Ну, не знаю, какой-нибудь запомнившийся случай.

– Извольте, это случилось одиннадцать лет назад, когда наши войска под командованием Кауфмана уже заняли Самарканд. Однако едва наш командующий с войсками выступил из города, там случился мятеж, и мы были осаждены во дворце эмира. Дворец этот представлял собой весьма порядочную крепость, и если бы его должным образом укрепили, как это приказывал генерал, то не было бы повода даже для малейшего беспокойства. Но, вероятно, инженеры не верили в возможность осады и взялись за дело, только когда уже было поздно. Спасибо хоть, главный пролом успели заделать до начала дела, кабы он остался – через полчаса вся цитадель могла быть занята!

– Пока гром не грянет, и инженер не перекрестится, что уж тут про мужиков говорить, – усмехнулся генерал.

– Именно так, – согласился художник и продолжил повествование: – Я тогда работал над портретом одного афганца. Весьма фактурный, доложу я вам, был молодец! Лицо и фигуру его я накануне почти закончил, и оставалось дописать ноги, но случиться этому было не суждено.