Размышлять, что все это значит, у Будищева времени не было, так что он как можно быстрее отправился к лазарету. Добравшись до места, он остановился и принялся разглядывать снующих туда-сюда санитаров и вскоре нашел того, кого искал. Нескладный солдат, ростом немногим выше Федькиного, пытался наколоть щепу для растопки, но руки у него дрожали, и топор все время соскальзывал в сторону. Причина тремора была крупными буквами написана на его необезображенном интеллектом лице – санитар явно мучился с похмелья.
– Онищенко, ты скоро? – раздался чей-то голос из палатки. – Инструменты кипятить надо!
– Давай помогу, браток, – улыбнувшись, предложил ему Дмитрий.
– Помоги, сделай милость, – не стал отказываться тот, – а то руки что-то не слушаются.
– Болеешь, поди? – усмехнулся Будищев, берясь за топор.
– Инх… инф… инхлюэнца[53]
у меня, вот! – с умным видом отвечал ему санитар. – Тут, брат, лазарет, от заразы не спрячешься.– Ну, это болезнь не опасная, ее легко вылечить.
– Да что ты понимаешь! – взвился оскорбленный в лучших чувствах медработник. – Тут, может, ученые люди, не тебе чета, разобраться не могут, а ты… ты…
– Точно тебе говорю, – не смутился Дмитрий, – у меня, кстати, где-то было лекарство, хочешь попробовать?
Сняв с пояса флягу, сделанную еще во время стоянки в Бердичеве, он энергично встряхнул ее содержимое и, открыв пробку, понюхал. Нос Онищенко тут же пришел в движение, в глазах родилось понимание, и низший служитель Гиппократа неуверенно протянул руку.
– Нукася…
Взяв в руки протянутую ему бутыль, санитар неуверенно приложил горлышко к губам, и живительная влага факельным шествием прошла по ссохшемуся горлу. Впрочем, насладиться в полной мере Будищев ему не дал, тут же отобрав емкость.
– Помогло? – насмешливо спросил он солдата.
– Спаси тебя Христос, – закивал тот, – вроде попустило!
– Ну, вот и хорошо, а теперь бери растопку и неси, а то заругают!
Онищенко, вздохнув, взялся за щепу, но тут же охнул и схватился за сердце.
– Ох!
– Что случилось?
– Ох, худо мне, инх… инхлюэнца проклятая, дай-ка еще снадобья своего, сделай милость…
– Это можно, – сочувственно глядя ему в глаза, покивал Дмитрий, – у меня этого гуталину просто завались!
– Какого гуталину? – испугался санитар.
– Виноградного, – охотно пояснил ему Будищев, – только вот, если хочешь еще получить, надо кое-что сделать.
– Чего сделать? – недоверчиво спросил Онищенко, но вожделенная фляга была совсем рядом, и измученный похмельем нестроевой, не имея сил сопротивляться, покорно выслушал, что ему прошептал Будищев.
– Хорошо, сделаю, – отвечал тот, уяснив, что от него требуется, – подожди малость.
– А что это ты, братец, тут делаешь? – раздался за спиной Дмитрия чей-то голос.
Обернувшись, солдат увидел старшего полкового врача Гиршовского и вытянулся во фрунт.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
– Здравствуй, – кивнул ему доктор, – так, что?
– Зашел проведать раненого товарища!
– И, очевидно, у Онищенко ты спрашивал, как его найти?
– Так точно!
– Ну-ну, и как же зовут твоего товарища, из какой он роты?
– Рядовой охотничьей команды Шматов, ваше высокоблагородие!
– Погоди-ка, это ведь ты его с поля боя принес?
– Так точно!
– Значит, ты и есть тот солдат, который все делает крайне ловко. И стреляет, и накладывает перевязки, и добывает разные интересные вещи во время поисков. Не так ли?
– О чем это вы?
– Не тушуйся, братец, – улыбнулся Гиршовский, – просто твой командир никогда прежде не проявлял ни малейшей практичности, ни тем паче меркантильности, так что догадаться, что он лишь посредник, причем не из лучших, было совсем не трудно.
– Не понимаю, – сделал морду кирпичом Дмитрий.
– Это бывает, – покачал головой врач, – просто Линдфорс еще какое-то время побудет в лазарете, а если тебе попадется какая-нибудь интересная вещица… ты ведь знаешь, где меня найти?
– Знаю.
– Ну, вот и чудненько, кстати, а приятеля тебе повидать не удастся, всех тяжелораненых обозом отправили в госпиталь.
– Когда?
– Еще вчера. Тебе разве Онищенко не сказал?
– Нет…
– Зря ты с ним связался, совершенно пустой человек. Давеча украл изрядную бутыль спирта и весь выпил, мерзавец эдакий! Давно бы его под суд отдал, да жалко.
Подосадовав, что не удалось увидеться с Федькой, Дмитрий дождался расхитителя медицинского имущества, принесшего ему увесистый сверток гипса и целый ворох бинтов в придачу.
– Держи, – протянул он Онищенко бутыль.
– Благодарствую, – отвечал тот, блаженно улыбаясь, – если чего понадобится, так только скажи, меня тут каждая собака знает.
Получив материал для изготовления формы, Будищев взялся за дело, и вскоре пулелейка была почти готова. Нужно было дождаться лишь, когда гипс затвердеет, и можно будет заливать в нее свинец.