Стрелок

Буквально через полчаса после окончания работы им представился случай проверить ее в деле. Османы, хотя их атака была в очередной раз отражена, не оставляли своих попыток выбить русских из занятого ими редута. На сей раз они послали вперед кавалерию. Надо сказать, что турецкая конница в эту войну не представляла собой ничего выдающегося. В большинстве своем она представляла собой иррегулярную силу, негодную для правильной войны, если не считать, конечно, разведки, боевого охранения или диверсионной деятельности. При столкновении с русской регулярной кавалерией или казаками у составлявших ее большинство башибузуков не было ни единого шанса. Но вот при стремительных набегах они могли представлять определенную опасность, тем паче что для их вооружения турки закупили в Америке немалое количество винчестеров. К тому же набранные среди албанцев и черкесов всадники прекрасно себя чувствовали в горах, к которым русские люди в большинстве своем непривычны.

Вот эти легкоконные части и были посланы турецким командованием в бой, с намерением охватить русский фланг. Примерно два эскадрона черкесов, подбадривая себя криками и визгами, проскакали по тропе, ведущей в Карадерли-Беира, откуда совсем недавно в тыл болховцев пыталась зайти их пехота, и почти было достигли русских позиций, беспорядочно паля из своих скорострельных американских винтовок. Русские в ответ дали по ним несколько залпов, произведших изрядные опустошения. Но более всего отличился расчет русской митральезы. Густые очереди, подобно лавине, сметали со склона и всадников, и их лошадей и вскоре полностью очистили его. После этого даже самые упертые скептики убедились в том, что картечницы или пулеметы, как их стали называть с легкой руки Будищева, действительно являются грозным ору жием.

Сам же Дмитрий, которому наконец удалось показать все, на что он способен, в порыве чувств вскочил на бруствер и продекламировал:

– На все вопросы один ответ – у нас есть пулемет, а у вас его нет![56]

Над ним тут же просвистела пуля, но он, не подумав спрятаться, сунул два пальца в рот и протяжно свистнул, а затем крикнул, обращаясь к стрелявшему:

– Эй, тебе что, еще мало?

На турецкой стороне сразу же вспухли несколько дымков от выстрелов, но Будищев уже сидел внизу и смеялся.

– Мне казалось, вы более осмотрительны в бою, – укоризненно заметил Гаршин, – право, глупо так рисковать своей жизнью!

– Виноват, вашсковородь, – скороговоркой ответил ему Дмитрий, – молодой ишо, вот подрасту, так сразу исправлюсь!

– Шут!

– Ладно, не бухти, Сева, больше не буду.

Убедившись в невозможности обойти русских с фланга, османы предприняли еще несколько фронтальных атак, но всякий раз бывали с уроном отбиты и откатывались на прежние позиции. И весьма немалая заслуга в этом была у расчета так кстати захваченной у турок митральезы. Обоймы с патронами опустошались одна за другой, так что специально выделенные для их перезарядки солдаты едва справлялись со своей работой. Будищев осунулся, до одури надышался пороховым дымом, полуоглох от бесконечной трескотни, но продолжал, стиснув зубы, поливать свинцовым дождем наседающего противника.

Ситуация усугублялась погодой. Страшная жара, обычная для этого времени года в Болгарии, жестоко изнуряла русских солдат. Взятые с собой запасы воды давно кончились, а пополнить их возможности не было. Страдая от жажды, они тем не менее проявляли большую стойкость и каждый раз, когда турки подходили слишком близко, переходили в контратаку, отгоняя противника штыками.

Наконец посланный за патронами Штерн вернулся ни с чем и, тяжело опустившись на землю, хрипло выдохнул:

– Все!

– Что все? – повернул на него воспаленный взгляд Будищев.

– Нет больше патронов!

– Совсем?

– Совсем!

– Сволочи!

– Кто?

– Турки, конечно, могли бы и больше оставить.

– Кажется, у вас скоро будет возможность высказать им эту претензию, – невозмутимо заметил Гаршин.

– В смысле?

– Они снова собираются атаковать. Кажется, нам нужно снова браться за винтовки.

– Твоя правда, Сева, – устало вздохнул Дмитрий и направился к своей «турчанке», лежащей неподалеку.

Любовно взявшись за ложе, он ласково провел рукой по стволу и скривил потрескавшиеся губы в подобии улыбки.

– Привет, Маруся, неужели ты думала, что я тебя брошу?

– Интересно, питаете ли вы подобную привязанность хоть к одному живому существу? – не смог удержаться от шпильки Всеволод.

– А как же, – и не подумал обидеться Будищев, – к Федьке Шматову, например. Он мне для нее патроны искал, и потому я любил его ничуть не меньше.

Отбить этот последний штурм оказалось труднее всего. Обескровленные в бесконечных контратаках, а также потерявшие множество людей при обстреле, русские роты все же вышли вперед и ударили в штыки. Даже Дмитрий, у которого после целого дня стрельбы из митральезы дрожали руки, плюнул на все и сразу же прицепил к своей винтовке штык.

– Давно хочу спросить, – поинтересовался идущий радом Лиховцев, – отчего у одних турок штыки, как у нас, игольчатые, а у других тесаки?