Стрелок-3 Митральезы Белого генерала. Часть вторая.

Обрушившийся на текинских стрелков свинцовый ливень разом смел их с глинобитных стен, заставляя пригибаться, прячась от смертельной опасности. А на головы и плечи укрывшихся летели ошметки ветвей и листьев, покрывая их тела подобно савану.

- Ать два, ать два! – командовал приободрившимися солдатами Скобелев и те несокрушимой стеной двинулись вперед.

- Стой! Заряжай! Целься! Пли! – махнул саблей генерал и слитный залп шестилинейных винтовок влупил по притихшим жителям пустыни.

Не выдержав натиска и огня, те начали спешно ретироваться, не думая больше о продолжении перестрелки. Через несколько минут сады были совершенно очищены от неприятеля, и Красноводская рота с бравым видом и песнями вернулась к остальному отряду.

- Кто приказал? – тоном, не предвещавшим ничего доброго, поинтересовался Михаил Дмитриевич к моряков.

- Полковник Вержбицкий! – отвечал ему вытянувшийся во фронт Будищев, предано поедая начальство глазами.

- Ну-ну!

Наконец, рекогносцировка была окончена, и можно было возвращаться. Устроив напоследок артиллерийский налет на Денгиль-тепе и его окрестности, русские построились в походную колонну и под звуки марша в исполнении оркестра дагестанского полка двинулись назад к Егин-Батыр-кале.

Семьдесят гранат и сорок шрапнелей, обрушившихся на текинскую цитадель и ее окрестности, не смогли нанести значительных разрушений, однако вызвали немало жертв, в том числе среди женщин и детей, укрывшихся в безопасном, как им казалось, месте. Обозленные этими потерями, туркмены тут же вышли из крепости и один за другим бросались на уходящий русский отряд. Однако с какой бы стороны не нападали толпы текинцев, везде их встречали пушечные залпы и пулеметные очереди.

Постоянные взрывы, ружейная трескотня и музыка сливались временами в один непрерывный гул, отдававший какой-то фантасмагорией. Двигавшийся в арьергарде вместе со своим взводом Будищев успел потерять счет остановкам, во время которых он точным огнем отгонял наседавших врагов. Вода в кожухе постоянно кипела, механизм несколько раз заедал, но он, вертясь как белка в колесе, успевал доливать охлаждающую жидкость, чинить неисправности и стрелял, стрелял и стрелял.

Наконец, им удалось достичь лагеря и остановиться на отдых. Текинцы, только что буквально наступавшие русскому отряду на пятки, отошли за ближайшие возвышенности.

В Егин-батыр-кале, Скобелевым был оставлен небольшой гарнизон во главе с войсковым старшиной Верещагиным[4]. Пока основные силы ходили на рекогносцировку, оставшиеся как могли укрепились в брошенном текинцами ауле, заготовили топлива для костров, разложили их на точно отмеренном расстоянии от лагеря и все это под постоянным наблюдением противника. Все время пока продолжались работы, вокруг крутились небольшие группки вражеских всадников. Иногда они соединялись между собой и пытались напасть, но русские тоже не дремали и встречали джигитов картечью или слаженными ружейными залпами. Как правило, одного такого «вразумления» оказывалось вполне достаточно, и волна атакующих бессильно откатывалась назад, снова разбившись на несколько мелких кучек.

Все это время гардемарин Майер страстно желал только одного, чтобы текинцы подошли, наконец, к его огневому рубежу и дали ему возможность отличиться. Но, увы, их либо раньше рассеивал меткий огонь двух горных пушек, приданных их маленькому гарнизону, либо несносные жители пустынь нападали с другой стороны и отступали прежде, чем моряки успевали развернуть и приготовить к стрельбе массивную митральезу. Точнее массивным и неудобным был колесный станок, на котором вполне могло бы разместиться какое-нибудь более солидное орудие, скажем, трехфунтовка.

Все же, ему удалось дать в сторону текинских всадников пару очередей, от которых, по словам крутившегося рядом вестового Абабкова: - «самый что ни на есть, главный текинский князь скопытился». Все же столь скромный вклад в общее дело вовсе не показался гардемарину достаточным, и он с нетерпением ожидал возвращения товарищей, чтобы узнать подробности дела. Впрочем, подобное нетерпение сжигало не только его.

- Ну как там? – лихорадочно спрашивали они у возвратившихся в лагерь.

- Крепко жмет, текинец! – устало отвечали им «счастливчики». – Однако же и мы им всыпали!

- Это правильно!

- Все ли благополучно? – осведомился Майер у только что появившегося Шемана.

- Недурно, - отчего-то необычно сухо отвечал тот, спешиваясь со своего Буцефала. Затем, глядя на младшего товарища, немного смягчился и уже обычным тоном добавил: - потерь почти нет, механизмы митральез работали вполне исправно, а об остальном можете осведомиться у своего приятеля.

Будищев вошел в лагерь последним, насвистывая какой-то легкомысленный мотив. Лицо его было необычайно чумазо от порохового дыма и пыли, но вместе с тем совершенно спокойно или даже можно сказать безмятежно. Рукав чекменя порван пулями, но сам он, судя по всему, невредим.

- О, Сашка! – ухмыльнулся он, сверкнув белоснежными на фоне испачканной физиономии зубами. – Небось, соскучился?

- Есть немного. Все ли целы?