Стрелок-4

— Это коврик для исламской молитвы, или как его еще называют, намаза, — терпеливо пояснил немец. — Они не бывают больших размеров.

— А тогда за этот сколько? — с замиранием сердца поинтересовался Федор, показывая на большой ковер с вытканными на нем большими медальонами, разделенными на четыре части с прихотливым орнаментом на каждой из них.

— Полагаю, около ста рублей.

— Так он же большой! И пулями не траченый…

— Это, конечно, большой плюс. Но таких ковров после завоевания Текинского оазиса довольно много на рынке.

— А этот?

— О, найн. Этот не стоит ничего. Двадцать пять рублей за аршин.

— Двадцать пять рублей, тоже деньги, — резонно заметил Дмитрий.

— Видите ли, господин Будищев, — помялся подбирая слова эксперт. — Даже не самый хороший экземпляр в этой куче, это все равно восточный ковер ручной работы! Они все имеют свою цену, которая даже, как это вы говорите, на не толстый конец, выше, чем у его европейского собрата машинной выделки. И даже пробоины от пуль, не всегда есть плохо. Это история и она тоже имеет свою цену. К примеру, если этот ковер принадлежал какому-то знатному туземному князю и пробит пулей его убившей. Вы меня понимаете?

— Вполне.

— Если вам угодно, я сейчас же приступлю к составлению экспертного заключения.

— Хорошо, в таком случае не стану вас отвлекать, — кивнул Дмитрий, после чего развернулся к своему незадачливому компаньону. — В общем, так, Федя мне пора бежать. А ты тут приглядывай. Слушай, чего умные люди говорят, и мотай на ус.

— А зачем эти самые «заключения»? — осторожно спросил незадачливый купец.

— А зачем тебе паспорт? — вопросом на вопрос отвечал приятель.

— Дык, сам говорил, без бумажки я букашка, — удивился Шматов.

— Вот и экспертное заключение для старинной вещи, что-то вроде паспорта. С ним часть нашего добра можно будет через аукционы спихнуть, а это совсем другие бабки. Особенно, если будет хорошая реклама.

— Ага, с рекламой-то оно, конечное дело, лучше будет, — охотно согласился парень, после чего с сомнением посмотрел на экспертов и тяжело вздохнул. — Не стащили бы чего, а то вишь глаза так и зыркают, ровно у цыган!

— Стащить вряд ли, — усмехнулся подпоручик, а вот купить за бесценок, какую-нибудь стоящую вещь, так это запросто.

— Какую? — насторожился парень, явно приготовившись кричать караул.

— Да вон хоть тот палас, от которого он всякий раз морду отворачивает. Вроде, как даже смотреть не хочет.

— Это который с птичками? — правильно понял его Шматов. — А чего с ним. Коврик-то вроде завалящий…

— В том-то и дело, братан. Ты слыхал, что мусульманам нельзя ни людей, ни животных изображать?

— Нет. А почему?

— Да хрен его знает почему. Харам и все тут! Только ведь зачем-то ткач этих птичек выткал?

— И что делать? — помотал головой, будто отгоняя наваждение, так и не сообразивший в чем дело парень.

— Ни хрена не делай. Просто если попросят любую вещь в уплату или за денежку малую, скажи, мол, без меня этот вопрос не решаешь. Усек?

— Ага!

— Ну, давай.

Будищеву и впрямь надо было бежать. Отпуск отпуском, но великому князю Константину Николаевичу пришла в голову блажь, что кадетам Морского корпуса надобно срочно поведать об опыте применения картечниц в Ахал-Текинской экспедиции. Обязанность эту он возложил на Шемана, но бравый лейтенант расхворался и не смог по состоянию здоровья. Недавно произведенный в мичмана Майер вообще находился в Москве, так что отдуваться пришлось подпоручику Будищеву.

В царствование императора Александра Освободителя, Морской кадетский корпус был переименован в училище, но в обиходе все старались называть его по-прежнему. Привилегированное учебное заведение по престижности могло поспорить с такими столпами военного и придворного образования, как Пажеский корпуса, Николаевское кавалерийское училище или Александровский лицей.

Генерал-адмирал Константин Николаевич предпринял немало усилий, чтобы демократизировать свое ведомство вообще и корпус в частности, однако нельзя сказать, чтобы преуспел. Традиции элитарности пустили слишком глубокие корни, но, тем не менее, именно при нем в тесную касту морских офицеров стали проникать дети врачей и выслужившихся из нижних чинов обер-офицеров. [3]

Но в любом случае, импровизированный лектор оказался под пристальными взглядами будущей элиты флота и Империи. В одних читалось искреннее любопытство, в других пренебрежение, в третьих равнодушие. Впрочем, пришедшему с лекцией подпоручику было не привыкать.

— Добрый день, господа, — начал он. — Меня зовут Дмитрий Николаевич Будищев и я расскажу вам об опыте применения пулеметов во время экспедиции в Геок-тепе под командованием генерал-адъютанта Скобелева.

— А почему вы сказали пулеметов? — спросил кто-то с места. — Ведь правильно они именуются митральезами.

— Кто сказал?

— Кадет Василий Канин, — вытянулся во фрунт любопытный.