Тело, прильнувшее к нему, вдруг заёрзало, пытаясь его побороть. Он почувствовал, как его руки сами сжимаются в кулаки. Она наслала ему видение. Пришла к нему в облике Сюзан. Это Сюзан Дельгадо лежала сейчас на нём. Сюзан, прелестная девушка у окна, которая ждала его в заброшенной хижине гуртовщика на Спуске — ждала, распустив волосы по спине и плечам. Он отвернулся. Но её лицо вновь оказалось у него перед глазами.
— Предсказывай, — сказал он. — И говори правду.
Руки скользили по телу стрелка, дразнили его, разжигали огонь. Тянули. Подталкивали. Увлекали. Ароматная чёрная щель. Влажная, тёплая…
Нет. Сухая. Холодная. Мёртвая и бесплодная.
— А ты бы сжалилась над мальчиком?
— Потом, — сказал он. — Если то, что ты скажешь, как-то мне пригодится.
Он позволил своему сознанию раскрыться перед ней, но только — сознанию, разуму, который есть полная противоположность чувствам. Тело, нависающее над ним, внезапно застыло и словно бы закричало. Его мозг превратился в канат, серый и волокнистый — и каждый как будто тянул этот канат на себя. На несколько долгих мгновений исчезли все звуки, кроме тихого дыхания стрелка и лёгкого дуновения ветра, от которого лица в листве дрожали, строили рожи, подмигивали ему. Даже птицы умолкли.
Её хватка ослабла. Снова раздались рыдания и вздохи. Нужно действовать быстро, иначе она уйдёт, ибо остаться теперь означает для неё ослабнуть, опять раствориться в бесплотности. По-своему, может быть, умереть. Он уже чувствовал, как она отступает, ускользает из круга камней. Ветер выводил на траве трепещущие, перекошенные узоры.
— Пророчествуй, — сказал он и сурово добавил: — И говори правду.
Тяжёлый, усталый вздох. Он бы уже сейчас сжалился над ней и выполнил её просьбу — если бы не Джейк. Если бы вчера ночью стрелок опоздал, Джейк был бы мёртв. Или сошёл бы с ума.
— Нет.
То, о чём она просила, — это было опасно. Но, наверное, необходимо. Стрелок поднял глаза к лицам в листве. Там шло представление: целое действо ему на забаву. Миры возникали и рушились у него на глазах. На слепящем песке вырастали империи — там, где вечные механизмы усердно трудились в припадке неистового электронного сумасшествия. Империи приходили в упадок и погибали. Вращение колёс, что трудились бесшумно и бесперебойно, потихоньку замедлялось. Колёса уже начинали скрипеть и визжать, а потом останавливались навсегда. Сточные канавы концентрических улиц, обшитых листами нержавеющей стали, заносило песком под темнеющими небесами, полными звёзд, что сверкали, как россыпи холодных камней-самоцветов. И сквозь всё это нёсся ветер — умирающий ветер перемен, пропитанный запахом корицы, запахом позднего октября. Стрелок наблюдал, как меняется мир, как мир сдвигается с места.
В полусне.
— Три?
— Кто эти трое?
— Говори всё, что видишь.
— Что за демон? Я такого не знаю.
— Кто второй?
— А третий?