Стрелок

Солнце стремительно удалялось, превращаясь в мерцающую точку. Красная планета, испещрённая каналами, проплыла у него перед глазами. Вокруг неё, в бешеном кружении, вращались два спутника. Дальше был вихревой пояс камней и гигантская планета, окутанная клубами газа, слишком большая для того, чтобы сохранить свою целостность, и потому сплющенная у полюсов. А ещё дальше — сверкающий мир, окружённый кольцом ледяных осколков.

— Свет! Да будет…

Ещё миры. И ещё. Один, другой, третий. И далеко за пределами этих миров — последний одинокий шар из камня и льда, вращающийся в мёртвой тьме вокруг своего солнца, которое блестело не ярче, чем стёршаяся монетка.

А ещё дальше — мрак.

— Нет, — сказал стрелок, и его голос утонул в темноте, в той, что чернее кромешной тьмы. По сравнению с ней самая чёрная ночь человеческой души казалась сияющим полднем, мрак под горной грядой — пятнышком грязи на лике света. — Больше не надо. Не надо, пожалуйста…

— СВЕТ!

— Хватит. Не надо… пожалуйста…

Звёзды сжимались и гасли. Целые туманности свёртывались, сливаясь друг с другом, и превращались в хаотичное скопление расплывающихся пятен. Вокруг него корчилась, рассыпаясь на части, сама вселенная.

— Пожалуйста, хватит, не надо, не надо, не надо…

Вкрадчивый голос человека в чёрном прошептал у него над ухом:

— Тогда отступись. Оставь мысли о Башне. Иди своей дорогой, стрелок, и спасай свою душу. Это будет нелёгкий труд — чтобы спасти свою душу.

Он взял себя в руки. Потрясённый и одинокий, окутанный мраком, исполненный ужаса перед сокровенным смыслом, который открылся ему в одночасье, он взял себя в руки и дал свой последний ответ:

— НИКОГДА!

— ТОГДА — ДА БУДЕТ СВЕТ!

И стал свет. Он обрушился на стрелка как молот — великий, первозданный свет. И сознание погибло, растворившись в сиянии. Но прежде чем это случилось, стрелок успел кое-что разглядеть — очень важное, исполненное глубокого смысла. Он отчаянно ухватился за это видение и погрузился в себя, ища убежища там, внутри, — пока этот пронзительный свет не ослепил его и не выжег разум.

Он бежал света и знания, что заключал в себе этот свет, — и вернулся в сознание, вновь стал собой. Как и все мы; как лучшие из нас.

IV

Была ночь. Та же или другая — распознать невозможно. Он вырвался из взвихрённого мрака, куда увлёк его демонический прыжок к человеку в чёрном, и посмотрел на поваленный ствол окаменелого дерева, на котором сидел Уолтер о'Мрак (как его иногда называли). Но там не было никого.

Его охватило безмерное чувство отчаяния — Боже правый, опять всё сначала, — и тут у него за спиной раздался голос человека в чёрном:

— Я здесь, стрелок. Мне просто не нравится, когда ты подходишь так близко. Ты разговариваешь во сне. — Он хохотнул.

Стрелок, пошатываясь, поднялся на колени и обернулся. От костра остались лишь красные мерцающие угольки, серый пепел и знакомый ничтожный узор от сгоревших дров. Человек в чёрном сидел у кострища и, неприятно причмокивая губами, доедал жирные остатки крольчатины.

— А ты хорошо держался, — заметил он. — Вот, скажем, твоему отцу я ничего этого, не показывал. Он бы вернулся не в своём уме.

— Что это было? — спросил стрелок. Его голос дрожал, и слова прозвучали невнятно. Он чувствовал: если сейчас попытается встать, ничего у него не выйдет.

— Вселенная, — небрежно проговорил человек в чёрном, потом смачно рыгнул и швырнул кроличьи кости в костёр. Они блеснули среди углей и тут же почернели. Ветер над чашей голгофы стенал и стонал.

— Вселенная? — тупо переспросил стрелок. Слово было ему незнакомо. И сперва он подумал, что человек в чёрном говорил в поэтическом смысле.

— Тебе нужна Башня, — сказал человек в чёрном, и это прозвучало как вопрос.

— Да.

— Но ты её не получишь, — сказал человек в чёрном и улыбнулся жестокой улыбкой. — Великим нет дела до твоей души, Роланд. Заложишь ты её или сразу же запродашь — им всё равно. Я знаю, как близко она подтолкнула тебя к самому краю пропасти. Башня убьёт тебя, когда вас будет ещё разделять полмира.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — спокойно проговорил стрелок, и улыбка на губах человека в чёрном поблёкла.

— Я сделал твоего отца тем, кем он был. И я же его уничтожил, — угрюмо выговорил человек в чёрном. — Я пришёл к твоей матери как Мартен — ты всегда это подозревал, я не прав? — и взял её. Она согнулась подо мной, как ива… хотя (может быть, это тебя утешит) всё-таки не сломалась. Но как бы там ни было, всё это было предрешено. И всё было так, как и должно было быть. Я — последний из ставленников того, кто правит теперь Тёмной Башней, и Земля перешла в алую руку этого короля.

— В алую руку? Почему она алая?

— Давай не будем. Сейчас речь не о нём. Хотя, если ты будешь упрям и настойчив, ты узнаешь и больше. Только тебе не понравится, что ты узнаешь. То, что ранило тебя один раз, ранит и во второй. Это не начало. Это начало конца. Тебе бы стоило это запомнить… но ты всё равно никогда не запомнишь.

— Я не понимаю.