Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

– С добрым утречком, беленький коржик, – улыбнулась ему Детта своею акульей улыбочкой. – А то я уж подумала, что ты продрыхнешь тут до полудня. Не хрена тут разлеживаться, нам еще надо проехаться пару миль, сечешь? Где уж там! И, сдается мне, что ишачить сегодня придется тебе, а то корешу твоему, этому с бесовскими глазами, по всему видно, совсем поплохело! Помяни мое слово, скоро ему абзац! Недолго ему еще жрать осталось, даже это крутое мяско, которым вы, беложопые, обжираетесь, когда отходите от меня в сторонку поиграться с друг дружкиными бледненькими стручками. Ну что? Поехали, белый коржик? Уж Детта-то вас не задержит.

Голос ее стал тише, веки чуть опустились. Она покосилась на него с хитроватым прищуром.

– Ну, скажем так, поначалу.

Этот денек ты запомнишь, беленький коржик, обещали ее хитрющие глаза. Запомнишь надолго. Помяни мое слово.

14

В тот день они прошли мили три, может быть, чуть поменьше. Коляска Детты перевернулась дважды. В первый раз она опрокинула ее сама, исхитрившись незаметно дотянуться до ручного тормоза и рвануть его со всей силы. А во второй раз коляску повалил Эдди, слишком резко выталкивая ее из очередной, черт бы ее побрал, песчаной ямки. Это случилось уже ближе к вечеру, и на секунду он запаниковал, думая, что на этот раз у него просто не хватит сил снова поднять коляску – просто не хватит, и все. Он схватился за ручки дрожащими руками и, предприняв титаническое усилие, рванул коляску, само собой, слишком сильно, и она перевернулась, как Шалтай-Болтай, грохнувшийся со стены, и им с Роландом пришлось изрядно попотеть, чтобы поднять ее. Успели они как раз вовремя. Веревка, завязанная под грудью Детты, сползла и надавила на трахею. Скользящий особенный узел стрелка затянулся и едва ее не задушил. Лицо у Детты уже стало какого-то странного синего цвета, она теряла сознание, но, и задыхаясь, она продолжала смеяться.

Оставь ее так, оставь, чуть не сказал ему Эдди, когда Роланд нагнулся ослабить узел. Пусть она задохнется. Уж не знаю, может быть, ты и не прав был, когда говорил, что ей хочется умереть, но ей точно хочется НАС доконать… так что хрен с ней, оставь ее так!

Но он вспомнил Одетту (хотя их первая и последняя встреча, такая короткая, была так давно, что даже память о ней стала меркнуть) и поспешил на помощь Роланду.

Роланд раздраженно оттолкнул его одной рукой.

– Здесь двоим не место.

Когда он ослабил веревку и Госпожа стала шумно ловить ртом воздух (хрипы ее перемежались взрывами злобного смеха), стрелок повернулся к Эдди и смерил его оценивающим взглядом.

– Мне кажется, нам следует на ночлег остановиться здесь.

– Еще немножко, – едва ли не взмолился Эдди. – Еще немножко я в состоянии пройти.

– Надо думать! Бугай-то здоровый – впору на нем пахать, да еще силы останутся отсосать тебе ночью твой бледный стручок.

Она по-прежнему отказывалась от еды, лицо у нее осунулось, кости на нем проступили резкими углами, глаза запали, но при этом они блестели все той же злобой.

Роланд не обратил на нее никакого внимания, только пристально посмотрел на Эдди.

– Только немножко, – кивнул он наконец. – Совсем чуть-чуть.

Минут через двадцать Эдди сдался. Он не чувствовал своих рук – они превратились в какой-то студень.

Они уселись в тени скал, прислушиваясь к крикам чаек, наблюдать за приливом и ждать, когда солнце зайдет, а из моря выползут омары и начнут задавать друг другу свои нескладные вопросы.

Понизив голос, чтобы не слышала Детта, Роланд сообщил Эдди о том, что у них кончились «хорошие» патроны. Эдди только стиснул зубы, но промолчал. Роланд остался доволен.

– Так что придется тебе поохотиться самому, – сказал Роланд. – Мне уже не под силу удержать достаточно большой камень… и не промазать.

Теперь уже Эдди уставился на него.

И то, что он увидел, ему не очень понравилось.

Стрелок махнул рукой.

– Ничего, – сказал он. – Ничего, Эдди. Что есть, то есть.

– Ка, – сказал Эдди.

Стрелок кивнул и слегка улыбнулся:

– Ка.

– Кака, – подытожил Эдди, и, взглянув друг на друга, они рассмеялись. Роланд смеялся недолго. Он и сам испугался тех хрипов, которые вырвались у него вместо смеха. Даже когда он умолк, вид у него оставался каким-то отсутствующим и печальным.

– Во как ржут, видать, хорошо обслужили друг дружку? – выкрикнула им Детта своим хриплым, срывающимся голосом. – А когда же трахаться начнете? Вот на что я хочу посмотреть! Как вы друг дружке всадите!

15

Эдди добыл омара на ужин.

Детта опять отказалась есть. Эдди съел одну половину куска у нее на глазах и предложил ей вторую.

– Нет! – завизжала она, сверкая глазами. – НЕТ! Ты сунул отраву с другого конца и теперь мне его пихаешь.

Не говоря ни слова, Эдди доел вторую половину.

– Подумаешь! – пробурчала, надувшись, Детта. – Отгребись от меня, беложопый.

Но Эдди не отставал.

Он протянул ей еще кусок.