– И ничего ей не рассказывай о той,
– Почему?
– Не знаю. Просто мне кажется, что так будет лучше. А теперь делай то, о чем я тебя прошу, и не теряй больше времени!
Одетта сидела в своей коляске, глядя на море в каком-то тихом задумчивом изумлении. Когда Эдди предложил ей кусочки омара, оставшиеся со вчерашнего ужина, она с сожалением улыбнулась:
– Я бы поела, если б могла. Но вы же знаете, что получится.
Эдди, который понятия не имел, о чем она говорит, только пожал плечами:
– Мне кажется, если еще раз попробовать, то вреда не будет. Вам необходимо есть, Одетта. Нам нужно ехать быстрее, и нам пригодятся все наши силы.
Она тихонько рассмеялась и дотронулась до его руки. Ему вдруг показалось, что от нее к нему перешло нечто вроде электрического разряда. Да, это она – Одетта. Теперь он знал это, как знал Роланд.
– Я вас обожаю, Эдди. Вы так для меня стараетесь. Так со мной терпеливы. И
– Да уж. Мне ли не знать.
– Я попробую еще раз.
– Ради себя же.
Она улыбнулась, и он вдруг понял, что только ради нее существует мир, потому что она есть, и подумал еще:
Она взяла у него кусочки мяса, сморщила нос как-то полууныло и полукомично, потом снова взглянула на Эдди.
– А надо?
– Вы хотя бы попробуйте, – сказал он.
– Я вообще эту гадость не ем, с того самого раза.
– Прошу прощения?
– Я думала, я вам уже рассказывала.
– Вполне вероятно. – Он несколько нервно хохотнул, отлично помня наказ стрелка ничего не говорить ей о той,
– Однажды, когда мне было лет десять-одиннадцать, у нас на ужин были как раз омары. Мне ужасно они не понравились, как будто жуешь резиновые шарики, и потом меня вытошнило. С того раза я этого больше не ем. Но… – Она вздохнула. – Как вы говорите, надо попробовать.
Она положила кусочек омара в рот с таким же выражением, с каким ребенок принимает лекарство, заранее зная, что оно отвратительное на вкус. Сначала она жевала мясо очень медленно, но потом все быстрее. Вот проглотила. Взяла еще. Прожевала, проглотила. Еще. Теперь она ела едва ли не с жадностью.
– Эй, поумерьте пыл! – сказал Эдди.
– Это, наверное, другой
– Угу, – выдавил он, и для него собственный голос прозвучал как звук радио, играющего далеко-далеко.
– Очень вкусно… – пробубнила она с набитым ртом, так что Эдди едва разобрал слова. – Очень вкусно! – Она рассмеялась. Нежным, приятным смехом. – Меня точно не вырвет. Я теперь буду есть! Я это знаю! Я
– Только не переедайте, – заметил Эдди, передавая ей бурдюк с водой. – Сначала лучше понемножку, а то вы еще не привыкли. Все эти… – Он сглотнул, и в горле его раздался (по крайней мере он сам его слышал) какой-то щелчок. – Вся эта ваша тошнота.
– Да. Да.
– Я вас оставлю на пару минут, мне нужно поговорить с Роландом.
– Хорошо.
Он собрался уже идти, но она снова взяла его за руку.
– Спасибо, Эдди. Спасибо за ваше терпение. И спасибо
– Не скажу, – пообещал Эдди и пошел к стрелку.
3
Одетта помогала ему даже тогда, когда не качала рычаг коляски: она указывала ему путь, взяв на себя роль штурмана, как человек, у которого был большой опыт езды в инвалидной коляске, причем в то время, в которое жила она, к инвалидам относились не так уважительно, как это будет потом.
– Налево, – давала она команду, и Эдди сворачивал влево, объезжая камень, что торчал из вязкого грунта, как гнилой зуб. Он мог бы заметить его и сам… а мог бы и не заметить.
– Направо, – указывала она, и Эдди сворачивал вправо, едва минуя песчаную яму, которые встречались теперь все реже.
Наконец они остановились, и Эдди лег прямо на землю, тяжело дыша.
– Поспите, – сказала Одетта. – Хотя бы часок. Я вас разбужу.
Эдди поглядел на нее.
– Нет, правда, Эдди. Я же вижу, в каком состоянии ваш друг…
– Он не совсем чтобы друг, знае…