Эдди задыхался, хрипел и пытался ослабить петлю. Подобно зловещим цветам, черные пятна пустоты раскрылись у него перед глазами.
Наконец давящая петля на горле немного ослабла.
– Усек, беложопый?
– Да, – хрипло выдавил он.
– Тогда скажи, как мое имя?
– Детта.
– Назови полное имя! – В ее голосе прозвучали опасные истерические нотки, и Эдди внутренне обрадовался про себя, что не видит ее.
– Детта Уокер.
– Хорошо. – Петля ослабла еще немного. – А теперь слушай меня, белый коржик, и слушай внимательно, если хочешь дожить до заката. И не надейся меня нагребать, я же видела, как ты пытался нашарить свой ствол, который я с тебя сняла, пока ты дрых. Детту лучше не выводить из себя. Детта все видит. Ты еще только подумал, а я уже наперед все знаю, усек? И даже не рассчитывай обставить меня только потому, что у меня нету ног. Я много чему научилась, когда их лишилась, и теперь у меня два револьвера. Были ваши, белые мудаки, стали наши. И они еще кое на что годятся. Что скажешь?
– Да, – прохрипел Эдди. – Я и не собирался обставлять тебя.
– Вот и славненько. – Детта хихикнула. – Пока ты храпел, мне пришлось здорово потрудиться. Но зато все провернула как надо. Сделай, лапочка, для меня одну вещь: протяни свои белые ручки назад и попробуй нащупать еще петлю, точно такую же, как у тебя на шее. Их тут у меня всего три. Пока ты дрых, я подзанялась плетением. Лежебока! – Она снова хихикнула. – Когда нащупаешь эту петлю, сложи свои белые ручки и сунь их туда. Потом ты почувствуешь, как я затягиваю тот узел, и еще можешь подумать: «Самое время сейчас повернуться к этой черномазой суке. Сейчас, когда она занята этой петлей и не смотрит за той». Подумать ты можешь, конечно, но… – Тут Детта понизила голос, отчего ее речь превратилась в настоящую пародию на выговор негритосов-южан. – Лучше тебе все-таки оглянуться, прежде чем тебя потянет на резкие движения.
Эдди оглянулся. Теперь Детта еще больше походила на ведьму – грязное, потрепанное существо, один вид которого мог бы испугать и самого отчаянного храбреца. Платье, в котором она была, когда Роланд «выкрал» ее из «Мейси», превратилось в лохмотья. Ножом, который она взяла из сумки стрелка – тем самым ножом, которым Роланд кромсал клейкую ленту, – она прорезала две дыры над самыми бедрами, и получились две импровизированные кобуры, откуда торчали рукояти револьверов.
Голос ее звучал невнятно и глухо, потому что в зубах она держала веревку. С одного угла рта, растянутого в ухмылке, свисал короткий конец веревки, с другого – та часть веревки, что вела к петле на шее у Эдди. Во всем ее образе – с веревкой во рту, растянутом в ухмылке, – было что-то хищное и дикарское. Эдди в ужасе уставился на нее, а ухмылка ее стала лишь шире.
– Не вздумай только мне дергаться, пока я тут разбираюсь с твоими руками, – предупредила она. – У меня, беложопый, зубы что надо, я тебе эту петельку так затяну, что ты уже не отдышишься. Понял?
Он уже не решался заговорить, а только молча кивнул.
– Хорошо. Тогда, может, ты проживешь чуть подольше.
– Если меня не станет, – прохрипел Эдди, – ты, Детта, уже навсегда лишишься этого удовольствия – поворовать в «Мейси». Потому что он все узнает, и ты тоже тогда не жилец.
– Заткнись, – едва ли не промурлыкала Детта. – Просто заткнись и все. Кто умеет, пусть умничает. А ты давай суй свои ручки в петлю.
6
– Делай как сказано, беложопый. Давай, иначе я тоже как дам, – опять едва ли не промурлыкала Детта. – Только если я дам, тогда мозги твои вылетят с той стороны, и ты околеешь. Мозги я присыплю песочком, а дырку в башке у тебя прикрою волосами. И он подумает, что ты просто спишь! – Она снова расхохоталась.
Эдди подтянул ноги, и она быстро закрепила третью петлю у него на лодыжках.
– Вот так. Как теленочек, спутанный на родео.
Она поволокла его по пляжу. Непонятно, как у нее это получилось, но она его поволокла.
– Эй! Что…