Она резко изменила курс и поползла к неподвижному телу стрелка. Она возьмет все, что нужно, из рюкзака, который он называет «кошель», потом быстренько выудит веревку… но тут она на мгновение застыла у двери.
Как и Эдди, она воспринимала все, что видела через дверь, как кинозритель… только теперешняя картина больше напоминала какой-нибудь сериал-детектив по телику. Дело происходило в аптеке. Аптекарь застыл за стойкой с этаким идиотским испуганным видом, и Детта его не винила: дуло револьвера было направлено прямо ему в лицо. Аптекарь что-то говорил, но голос его шел издалека и звучал глухо, как будто через какую-нибудь звукопоглощающую панель. Она не могла разобрать слов. Не видела, кто держал револьвер, да ей и незачем было видеть. Она и так знала, кто этот налетчик.
Воистину Гнусный Мужик.
Она открыла кошель Роланда и уловила слабый запах табака, оставшийся от давным-давно израсходованных запасов. Сумка стрелка мало чем отличалась от дамской в том смысле, что набита она была всякой дребеденью, никчемушной на первый взгляд… но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что это имущество опытного путешественника, готового почти к любой случайности.
Она поняла, что Гнусный Мужик давно уже странствует в поисках своей Башни. А если так, то количество оставшейся у него после стольких дорог всякой всячины достойно было изумления.
Она взяла все, что нужно, и поползла, извиваясь как змея, обратно к коляске. Опершись о локоть, приподнялась и вытащила из кармана веревку, словно рыбак, сматывающий леску. Время от времени она поглядывала на Эдди, чтобы убедиться, что тот по-прежнему спит.
Он даже не пошевелился, пока Детта не накинула ему на шею петлю и не затянула ее.
5
Когда его потянули, он поначалу подумал, что все еще спит и ему снится кошмар, как будто его заживо похоронили или его кто-то душит.
Потом он почувствовал боль от петли, врезающейся в горло, и, подавившись, еще ощутил теплую струйку слюны, стекающей по подбородку. Это не сон. Эдди схватился за веревку и попытался подняться.
Но она рванула со всей силы, а руки у нее сильные – будь здоров, и он хлопнулся наземь. Лицо его уже начало багроветь.
– Давай не дергайся! – прошипела сзади Детта. – Я не стану тебя кончать, если ты рыпаться прекратишь, а будешь дергаться, придушу.
Эдди убрал руки и постарался лежать смирно. Удавка, которую Одетта набросила ему на шею, немного ослабла – ровно настолько, чтобы Эдди смог сделать слабый, обжигающий горло вдох. Что еще можно сказать? Это все-таки чуть получше, чем не дышать вообще.
Когда паническое сердцебиение чуть поутихло, он попытался оглянуться. Петля немедленно затянулась.
– Не трепыхайся. Лежи себе, беложопый, гляди на море и наслаждайся видом. Нечего пялиться по сторонам.
Он повернулся обратно к морю, и удавка опять ослабла ровно настолько, чтобы он мог дышать, если эти обжигающие жалкие вдохи вообще можно назвать дыханием. Левой рукой он тайком потянулся к ремню (Детта увидела это и ухмыльнулась, хотя он видеть ее не мог). Ничего там нет. Револьвер она забрала.
– Послушай, – выдавил он. – Одетта…
Не успел он даже договорить, как петля затянулась снова.
– Не смей меня так называть. Если еще раз ты так меня обзовешь, так ты больше вообще