— Не хочет ли господин отведать капельку никудышного библского вина? — наполняя чашу из небольшого кувшинчика, предложил Бостар.
— Спасибо. Мне кажется, у тебя превосходный корабль, — заметил Зопирион.
— Ты добр. Да услышат боги Эллады твою учтивость! Кстати, — капитан внезапно перешел на финикийский, — ты не говоришь по-ханаански?
— Нет, совсем не говорю, — ответил Зопирион. Юноша прекрасно запомнил предупреждение Инва. Бостара нельзя было отнести к числу заслуживающих доверия капитанов. К тому же вызывала беспокойство обескураживающая вежливость. — Часто ли ты ведешь дела с ведьмой?
Бостар вздрогнул и воздел руки.
— Когда занимаешься торговлей, приходится иметь дело с множеством людей из разных стран. И как бы иначе я смог узнать о выгодных делах раньше моих конкурентов? А сколько времени ты провел в Новой Финикии?
— Не так долго, сколько хотелось. — Продолжалась игра в уловки. — Карфаген произвел на меня удивительное впечатление. Это твой последний рейс в сезоне?
— Все зависит от воли богов, занимающихся делами погоды…
Продолжение разговора было лишь скучным повторением любезностей. Зопирион допил вино, извинился и вышел на палубу. Завернувшись в плащ и положив под голову дорожную сумку, он прилег в укромном уголке рядом с ребенком и сразу же погрузился беспокойный сон, в который вплетались мягкое покачивание корабля, стоны и скрип деревянной обшивки, песни ветра в снастях и ритмичные всплески воды, когда корабль разрезал носом волны.
Солнце было уже высоко, когда Зопириона разбудили громкие голоса. Собравшись в группу, капитан, его помощник и два матроса громко спорили по-финикийски. Когда юноша открыл глаза и увидел, что они наблюдают за ним, до него долетел обрывок фразы:
— …я же предупреждал: говорите тише, а теперь он проснулся!
«Так, — подумал Зопирион. — Это уже интересно». Он зевнул, потянулся и, поприветствовав их, сделал вид, что снова заснул.
— Ничего не случилось, — сказал голос Бостара. — Он не понимает по-финикийски.
— Зато мальчик понимает! — сказал другой.
— Мальчик ушел на корму, там ничего не слышно, — Зопирион узнал голос помощника.
— Еще не поздно напасть на него…
— Нет. У него под одеждой спрятан меч, — снова прозвучал голос Бастара. — Он крупный, сильный мужчина, и к тому же далеко не дурак. В моей каюте он увернулся от всех ловушек. Легко, как по маслу! Если мы не схватим его с первой же попытки, то, клянусь железной реей Мелькарта, он успеет отрубить голову или руку, по крайней мере, одному из нас прежде, чем мы его обезоружим. Лучше вечером.
— Когда он вечером заснет, мы свяжем его и мальчишку, заткнем им кляпами рот и спрячем в трюме. А не то они начнут звать на помощь прежде, чем мы зайдем в Акрагант.
— Хорошенько накормите его и напоите вином. Тогда он завалится спать днем.
— Ай, чем скорее мы его свяжем, тем лучше, — вставил другой. — Интересно, сколько за него можно будет выручить в Тире?
Бостар:
— С его умом и образованием он потянет по меньшей мере на восемь-десять фунтов серебра. За мальчонку можно выручить половину после того, как его оскопят.
— А не возникнут ли у нас в результате такого расклада трудности с Инвом?
— Содомит Инв? Я не стану отказываться от дара богов, плывущего мне в руки, ради какого-то лживого агента по выкупам во Внутреннем море…
Группа заговорщиков отошла чуть в сторону, и дальше уже было невозможно что-либо разобрать. Зопирион сделал вид, что проснулся и встал. Его трясло от ярости и ужаса, хотя он и пытался скрыть свои чувства, и с каменным лицом глядя на гладь моря. Неужели они задумали продать его вместе с мальчиком в рабство к персам, причем подопечного Зопириона — в качестве евнуха? Нужно срочно что-нибудь предпринять.
Некоторое время юноша стоял у перил, не в состоянии даже думать от раздирающей его ярости. Но мало-помалу его ум прояснился. Зопириону здорово повезло, что он проснулся и встал вовремя, напугав разбойников. Еще несколько ударов сердца, и они бы так раззадорили друг друга, что, не дожидаясь вечера, бросились бы на юношу…
Грязные, вероломные, сжигающие детей и стяжающие деньги финикийские свиньи! Никогда в жизни не станет он доверять ни одному из них!
Он осадил сам себя. Не гоже пифагорейцу думать таким образом. Пифагор подчеркивал, что наличие зла или отсутствие такового является индивидуальной чертой каждого отдельно взятого человека, но не народа в целом. Один из его самых близких друзей был варваром из Скифии, другой — фракийцем. Зопирион пришел к выводу, что среди ханаанцев, как и среди любого другого народа, бывают и плохие, и хорошие, и равнодушные люди. В данный момент его главной задачей было ускользнуть от плохих финикийцев: в этой партии все зависит от его броска игральных костей.