Стрелы на ветру

Сквозь переднее окошко Гэндзи видны были восемь самураев, идущих в колонну по два. Если бы князь дал себе труд обернуться, то увидел бы еще двенадцать. Двое шли слева от паланкина, и двое, включая самого Сэйки, справа. Двадцать четыре человека – двадцать восемь, если считать носильщиков, – готовы были в любой момент отдать за него жизнь. Всякое действие любого князя, сколь угодно светское и незначительное, всегда сопровождалось подобной самоотверженностью слуг. В этом чересчур много от драмы. Неудивительно, что прошлое Японии столь кроваво, а будущее несет с собой такие опасности.

Но тут Гэндзи заметил среди склоненных голов домочадцев искусную прическу. Те самые волосы, что так недавно украшали его подушку, – блестящие и темные, словно сама ночь, сошедшая на землю. Гэндзи никогда еще не видел на Хэйко этого кимоно. Он знал, что девушка надела его лишь затем, чтобы пожелать ему счастливого пути. Темно-синяя ткань была украшена завитками морской пены, а меж этими завитками были разбросаны розовые розы. На белоснежном нижнем кимоно был выткан точно такой же узор, белым по белому: белые розы среди белой пены белого моря. Это было очаровательно и чрезвычайно опасно, поскольку вызывало целый букет воспоминаний и чувств. Розы Хэйко относились к той разновидности, которую иногда именовали «Американской красавицей». А самые неистовые самураи консервативных кланов (они заносчиво именовали себя «людьми добродетели», как будто никто, кроме них, добродетелью не обладал) воспринимали все исходящее извне как личное оскорбление. И кому-нибудь из них вполне могло бы прийти в голову убить девушку за один лишь этот узор на ее кимоно. Единственной защитой Хэйко были ее мужество, ее слава и ее невероятная красота.

– Стойте, – велел Гэндзи.

– Стой! – тут же выкрикнул Сэйки.

Головная часть отряда уже прошла сквозь ворота и теперь остановилась на улице. Паланкин Гэндзи застрял посреди ворот. Прочие самураи по-прежнему находились позади, во дворе.

Сэйки недовольно нахмурился:

– Господин, подобное положение чрезвычайно опасно в случае засады. Мы лишены сейчас и защиты изнутри, и свободы передвижения наружу.

Гэндзи открыл дверцу паланкина.

– Я совершенно уверен, что ты способен защитить меня в любых обстоятельствах.

Хэйко, подобно всем прочим, продолжала стоять, согнувшись в глубоком поклоне.

– Госпожа Майонака-но Хэйко, – произнес Гэндзи, назвав девушку полным именем гейши: «Полуночный покой».

– Господин Гэндзи, – отозвалась Хэйко, склонившись еще ниже.

Интересно, как она умудряется говорить столь тихо и при этом столь отчетливо? Голос ее казался таким слабым! Однако будь он и вправду настолько слаб, Гэндзи не смог бы расслышать ни единого слова. Эта иллюзия была мучительна. Все, что связано с Хэйко, было мучительным.

– Какое вызывающее кимоно.

Хэйко выпрямилась, улыбнулась и слегка развела руками. Широкие рукава распахнулись, словно крылья взлетающей птицы.

– Увы, мне неведомо, что имеет в виду господин Гэндзи, – сказала гейша. – Эти цвета столь распространены, что кажутся почти банальными. Несомненно, лишь самые безнадежные недоумки могут счесть их вызывающими.

Гэндзи рассмеялся. Даже суровый Сэйки, не удержавшись, хмыкнул.

– Именно самые безнадежные недоумки меня и беспокоят, – сказал Гэндзи. – Но, возможно, вы правы. Не исключено, что традиционное сочетание красок затуманит им взор и они не заметят иноземных роз.

– Иноземных? – Хэйко изумленно округлила глаза и склонила голову набок. – Но я слыхала, что в саду прославленного замка «Воробьиная туча» каждую весну распускаются розы: розовые, белые и красные. Так мне говорили; правда, сама я никогда этого не видела, – добавила она.

Гэндзи поклонился – не слишком низко. Этикет запрещал князю отдавать низкие поклоны кому бы то ни было, за исключением тех, кто выше его по рангу, то есть практически всем, кроме членов императорского семейства в Киото и членов семьи сёгуна в могучем замке, господствующем над Эдо.

Князь с улыбкой произнес:

– Я уверен, что в недалеком будущем вы увидите их своими глазами.

– А я в этом не уверена, – отозвалась Хэйко, – и тем не менее от всего сердца благодарю господина за подобное предположение. Но как бы там ни было, разве этот замок не один из древнейших в Японии?

– Да, – согласился Тэндзи*, поддержав игру девушки. – Это так.

– Тогда как же можно называть эти цветы иноземными? Ведь растения, цветущие в древнем японском замке, могут быть лишь японскими, и никак иначе. Не так ли, господин Гэндзи?

– Очевидно, госпожа Хэйко, я напрасно за вас беспокоился, – сказал Гэндзи. – Ваша логика способна защитить вас от любого порицания.