Стрелы на ветру

Эмилия поняла, что свирепый самурай сказал что-то насчет нее, потому что все прочие тут же напустили на себя бесстрастный вид и старательно принялись смотреть куда угодно, только не на нее.

– Я полностью с тобою согласен, Эмилия. Но, возможно, в данных обстоятельствах лучше принять предложение, сделанное от чистого сердца. Нам следует приспосабливаться к обычаям этой страны – конечно, в той степени, в какой это не противоречит нашей морали.

– Как тебе будет угодно, Цефания.

Присев перед князем Гэндзи в реверансе, Эмилия послушно двинулась к паланкину – и тут же столкнулась с непредвиденной трудностью. Вход в паланкин оказался до чрезвычайности узким. Чтобы пролезть в него, Эмилии пришлось бы извиваться совершенно неподобающим для леди образом. А кроме того, сам паланкин настолько мал, что ее жакет на толстой подкладке и широкие юбки займут почти все пространство. Чем же там дышать?

– Эмилия, давай я понесу твой жакет, – предложил Цефания. – Паланкин защитит тебя от холода.

Девушка испуганно запахнула ворот жакета поплотнее.

– Спасибо, но я лучше не буду его снимать.

Жакет был одной из преград между ее телом и миром. Чем больше таких преград, тем лучше.

– Она не знает, как садиться в паланкин, – заметил Сэйки. – Ее разум под стать ее внешности.

– Ну откуда же ей это знать? – отозвался Гэндзи. – Она ведь никогда прежде в него не садилась.

Он вежливо поклонился девушке и подошел к паланкину, извлек мечи из-за пояса и положил внутрь. Потом он согнулся и вошел внутрь, развернувшись при этом так, что, оказавшись внутри, уже мог нормально усесться. Чтобы выйти, он сперва высунул наружу ноги, а потом уже и выбрался целиком. Гэндзи проделал каждое движение с нарочитой неторопливостью, и Эмилия все прекрасно рассмотрела. Встав, Гэндзи плавным движением заткнул мечи за пояс. Завершив этот наглядный урок, князь поклонился и вновь жестом пригласил Эмилию садиться.

– Спасибо, князь Гэндзи, – отозвалась Эмилия.

Она была искренне признательна этому молодому японцу. Ведь он избавил ее от необходимости выставлять себя на всеобщее посмешище. А теперь, подражая движениям князя, Эмилия смогла без затруднений усесться в паланкин.

– Ну что, сможете дотащить такую тушу? – поинтересовался один из самураев, обращаясь к носильщикам.

– Хидё! – одернул его Сэйки. – Месяц дежуришь на конюшне! Есть еще шутники, желающие убирать навоз?

Больше шутников не нашлось. Носильщики подняли паланкин без особых усилий, и отряд, покинув порт, вступил на улицы Эдо.

* * *

Самым большим городом, в котором довелось побывать Старку, был Сан-Франциско. Там, в миссии, он наслушался всяких басен о Японии – от людей, которые, по их словам, плавали туда на военных, торговых или китобойных судах. Эти люди повествовали о странных обычаях, странных воззрениях и даже о странной еде. Но самыми фантастичными были байки о неимоверном количестве народу: болтуны утверждали, будто в одном-единственном городе Эдо, столице сёгунов, живет больше миллиона человек. Старк не особенно верил подобным россказням. В конце концов, это говорили пьянчуги, отщепенцы, беглецы. Другие в миссию Истинного слова просто не приходили. Но даже самые отъявленные их бредни не подготовили Старка к картине, представшей теперь его глазам. Улицы Эдо оказались для него настоящим потрясением.

На улицах, в лавках, в окнах многоэтажных домов – всюду люди. Невзирая на ранний час, народу было столько, что Старк не понимал, как вообще можно пробраться через такую толпу. Кипение чуждой жизни потрясло Старка.

– Брат Мэтью, с вами все в порядке?

– Да, брат Цефания. Я ошеломлен, но со мной все в порядке.

А может, и не все. Детство и юность Старка прошли на просторах Техаса и Аризоны. Там он чувствовал себя дома. Города же он никогда не любил. Даже в Сан-Франциско, и там уже нечем дышать. А Сан-Франциско по сравнению с Эдо – просто пылинка.

И тем не менее люди не просто расступались перед их отрядом, но и приникали к земле, словно травы прерии под северным ветром. Какой-то хорошо одетый человек, которого сопровождали трое слуг, поспешно соскочил с прекрасного белого коня и рухнул в своих богатых шелковых одеяниях прямиком в грязь.

– А что такого сделал князь Гэндзи, чтобы заслужить подобное уважение? – поинтересовался Старк.

– Родился, – с мрачным неодобрением отозвался Цефания. – Члены воинской касты тут могут зарубить любого, кто не выкажет им должного почтения. А даймё – так называют князей – вправе за проступок одного человека казнить целую семью или даже целую деревню.

– Мне просто не верится, что подобное варварство может существовать на свете, – сказала Эмилия из паланкина, рядом с дверцей которого шли Старк и Кромвель.

– Потому-то мы здесь, – сказал Кромвель. – «Он спасает бедного от меча, от уст их и от руки сильного».

И снова миссионеры сказали «аминь». Гэндзи шел в нескольких шагах впереди и внимательно прислушивался к их разговору – и все-таки снова не смог распознать молитву. Очевидно, христианские молитвы могут быть столь же короткими, как мантры буддистов, верящих в Чистую землю, или секты Лотосовой сутры.