Стрелы Перуна

Они долго разговаривали непонятно о чем. Вроде бы Бажен понимал слова, но смысла сказанного вовсе не улавливал. Они будто говорили на тайном языке — Бажен с ребятами иногда любил так разговаривать — каждому слову придавался иной смысл, который понимали только его товарищи. Эту игру придумал он, и друзья подержали его, но быстро охладели. А ведь как здорово было в нее играть: смысл понимали лишь те, кто знал. Говоришь: «Всемил, а ты сегодня пойдешь за ягодами?», а подразумеваешь: «Будешь ли ты сегодня со мной рыбачить?» И наоборот — «рыбачить» означало «сходить за ягодами». А «пойдем за яблоками» на их тайном языке значило «убежать поиграть в бабки».

Не нравились товарищам такие игры — слишком уж тёмно, думать много надо, и пока вспомнишь значение каждого слова, уже и забудешь, о чем хотел сказать. Сейчас Бажену казалось, что трое взрослых тоже играли в придуманную им игру. Он слышал и разбирал их речь, но не мог понять смысла.

— А ведь не согласится Василько, — сказал темноголовый Шемяка, и подернул плечами, будто куртка ему мала. Да может быть, так оно и было, с такими широкими плечами все мало будет.

— Ага! — поддакнул Стоян, встряхнув светлыми кудрями.

Бажен не понимал, с чем не согласится князь Василько, но сама мысль, что они едут к нему, заставила детское сердце биться быстрее — ведь это сам великий ростовский князь!

— Не знаю, — ответил старый и седой Булат. — Не скажу ничего сейчас. Надо говорить с ним. Все рано надо. Может, и согласится.

— Можно силу нашу показать. Согласится. — Шемяка снова повел плечами.

— Ага! — подтвердил Стоян.

— Нельзя. — Булат нахмурил брови, наморщил и без того весь в складках лоб, и смотрел на обоих поверх огня. — Не должно нам так делать. Ни в коем разе не можем мы так поступать. Все должно быть по согласию. Если не захочет он поможить нам, то ничего и не сделать, срок, значит, пришел этому миру. Ведь каждый мир приходит к своему концу.

— Зело неясно ты говоришь, отче. — Шемяка поднял глаза на старца. — Надо сильно сказать, чтобы он слова проникли в него.

— Ага! — только и добавил Стоян и кивнул, подтверждая свое согласие с братом.

— Нет, сынки. — Булат улыбнулся, глядя на непонятливых юношей. — Даже сейчас мы не то делаем. Не престало нам помощи просить. Если приходит мир к концу своему, то так и должно быть. Но очень уж хочется, чтобы Русь в покое еще пожила. И я не знаю, насколько сможем оттянуть мы последний день спокойствия.

— Пытаться ведь нужно? — спросил Шемяка. — Ведь на то мы и нужны, чтобы порядок принести.

— Ага, — сказал Стоян. — Порядок нам соблюдать надобно.

Булат вздохнул.

— Правы вы, ребятушки, да не совсем, потому что молоды еще и горячи, да и глупы слегонца. Если уж суждено почить миру, то так оно и будет. Поставлены мы порядок нести, правильно ты сказал, Шемяка. Но если порядки меняются, то сохраняй старые, не сохраняй их, все равно падут они. В таки дни от нас уже немного зависит. Но мы до последнего будем правду держать и от кривды Русь защищать. Даже если богам это уже не нужно.

— Знать бы, чего богам нужно, тогда и жили бы хорошо, — сказал Шемяка и хрустнул плечами.

— Ага! Знать бы! — Стоян погрустнел, глядя на брата.

— А ничего им не нужно, — ответил старик. — Все, что нам нужно, то и озвучиваем мы от имени богов.

Из их разговора Бажен понял только одно. Они хотят встретиться с князем Василько и сказать ему что-то такое, от чего он откажется. Или не откажется. И еще понял, что к своим богам они относятся как и не к богам вовсе и это показалось ему очень странным. А расспрашивать не стал — не его это дело, пусть они сами знают, с каким делом в Ростов пожаловали. Ему-то что! Его дело маленькое, ехать куда велят и молчать.

Тут уже стемнело совсем и запели ночные птицы. Голоса их были печальны и безрадостны, да и откуда взяться веселью в ночную и страшную пору? В это время темные силы выходят на охоту и горе тому, кто попадется им на пути. Кричала выпь, то затихая, то начиная снова, и ее крик казался грустным, будто она потеряла всех своих птенцов и теперь оплакивала их. Крякал огарь таким же заунывным голосом. Его кряканье появлялось то здесь, то там и не ясно было, переговаривались это две птицы или одна прыгала с места на место. Так же скорбно ухал где-то вдалеке филин. Его протяжное уханье когда-то бросало маленького Бажена в дрожь, но потом он привык и понимал, что это всего лишь птица. Ну, ночь есть ночь. Все веселые птицы поют днем и по утрам. Ночные песни всегда грустны.

— От запели, — сказал Шемяка, и потянулся за луком, лежавшим у ног.

— Ага, запели, — вторил ему Стоян и повторил движение брата.

— Одурели? — строго спросил Булат. — Не смей бить ни зверя, ни птицу, ежели нужды в том нет.

Шемяка подержал раскрытую ладонь у лука, да и убрал ее. Стоян поморщил лоб и промолчал. Бажен с уважением посмотрел на волхва.

— Батька мой так говорил, — обронил он. — Покуда жив был.

Булат потрепал его рыжие вихры.

— Молодец твой отец был. Природа мать не потерпит издевательства. Бей сколько съешь, а не голоден, так и убери оружие.