Стрелы Сехмет (СИ)

Моя сестра, кстати, тоже. Они летели вместе, чтобы повидать меня, и самолёт разбился в трёхстах километрах от Москвы, над одной из запретных зон. Мне вспомнился карнавал La Nochede Muerte, на котором я побывал в этом ноябре. Люди, наряженные в чёрные комбезы с намалёванными на них белой краской скелетами, грим на лицах, изображающий оскалы голых черепов, удары пластиковых барабанов — шествие через латинский квартал Москвы, куда я каждый год приезжаю, чтобы преклонить колени в Соборе Искупления Гваделупской Богоматери Пречистой Девы Марии.

— Ты поэтому пошёл в Экзорцисты? — спросила Мила.

— При чём здесь это?

— Ну, самолётом ведь управлял искусственный разум, так?

— Естественно.

— Я помню тот случай. Бортовой компьютер сошёл с ума и потерял управление. Он перепутал высоту, и самолёт воткнулся носом в землю.

— Думаешь, с тех пор я ненавижу искусственные интеллекты? Киборгов и всё в этом роде?

Мила пожала плечами, выпуская струйку дыма.

— Не пойму даже.

— Ты никогда не рассказывала, что случилось с твоей семьёй.

— Она того не стоит.

— Брось. Каким бы ни был твой отец…

— Он был скотиной! — перебила Мила. — Тут двух мнений быть не может. Ты действительно хочешь знать, что стало с моими предками? Я тебе расскажу. Мать сбежала от нас, когда мне стукнуло двенадцать. Я её понимаю, честно. Жаль только, что эта эгоистичная сука не прихватила меня собой! Мы с папашей остались вдвоём, и он просто взбесился из-за того, что какая-то там тёлка его бросила. Так что он начал пить по-чёрному и каждый день подключался к нейростимулятору. Работу, естественно, потерял. Деньги кончились, а они были ему нужны — чтобы глушить сознание и раз за разом отправляться в волшебные миры, где у него было всё, что душе угодно, — на лице Милы застыло жёсткое выражение. — Сначала он заставлял меня ходить просить деньги на улицу, затем — воровать. Так продолжалось почти год. Когда он заявил, что мне пора уже начинать зарабатывать одним местом, я поняла, что с меня хватит! Он сидел в гостиной, развалившись в кресле и держа в руке почти пустую бутылку, которую я притащила из магазина всего час назад, и рассуждал о том, сколько всего для меня сделал, и почему я должна быть ему благодарна, и что настало время возвращать долги. Короче, я смотрела на это, и в голове у меня что-то щёлкнуло. Я пошла в кладовку, достала ружьё, которое он ещё не успел загнать, потому что панически боялся грабителей (было бы, что брать!), зарядила и вернулась в гостиную. К моему разочарованию, отец уже похрапывал под звуки какого-то боевика, шедшего по телеку. Я разбудила его пинком, и, когда он открыл глаза, приставила к его лбу ствол и сказала: «Вот мой должок!» — а потом спустила курок. — Мила прикрыла глаза, а затем посмотрела на меня в упор. — Вот так! А мамаша померла от какой-то дряни примерно через три года после того, как я вышибла папаше мозги. Я с ней не встречалась, так что наверняка не знаю — просто доходили слухи.

— И тебя посадили? — спросил я.

— Нет. Иначе как бы я оказалась в армии, а потом в корпусе Инквизиторов?

— Как же ты выкрутилась?

— Пальнула себе через подушку в ногу — так, чтобы только икру задеть — а потом вызвала полицию и заявила, что отец перебрал и начал за мной гоняться с ружьём, а в конце концов приставил ствол к черепу и спустил курок.

— И они поверили?

Мила пожала плечами.

— Не знаю. Подушку я закопала в подвале, пока их ждала, а соседи полицейским много чего про папашины художества понарассказывали — он всех достать успел — так что, может, и поверили. Во всяком случае, ни у кого не возникло желания засадить меня из-за него в кутузку.

Секунд двадцать мы молчали, потом Мила проговорила:

— Теперь ты считаешь меня преступницей?

— Ты она и есть.

— Осуждаешь?

— Нет. Понимаю.

— Честно?

— Да. И сочувствую.

— А вот этого не надо, Амос.

В этот момент я почувствовал лёгкий укол в области шеи. Инстинктивно поднял руку, и пальцы наткнулись на что-то крошечное, вонзившееся в кожу. Выдернув, я поднёс это к глазам и увидел прозрачную и уже пустую ампулу с иглой на конце. В мозгу мелькнуло понимание произошедшего, а затем я упал на пол и погрузился во тьму, не успев произнести ни звука.

Глава 37

Холодно. Такое ощущение, будто кожа примерзла к металлу. Пока трудно определить, где именно — кажется, что везде. Мышцы задеревенели, любая попытка пошевелиться причиняла боль. Я открыл глаза и тут же закрыл, потому что на меня был направлен свет прожектора. Пахло антисептиками и потом.

— Вы очнулись, — утвердительно произнёс женский голос. Он был не дальше, чем в паре метров от меня. — Я знаю, что вы можете исчезнуть отсюда даже в таком состоянии, но не торопитесь, если вам дороги жизни ваших подруг.