— Хотите написать своё имя? — даже произносить это казалось глупым. Но я не мог ничего поделать. Иногда Мэллори выманивал из меня глупость.
Его брови приподнялись.
— Не думаю, что делал это со времён начальной школы.
— Мой папа однажды сломал руку. Это было во время поездки на лыжах со мной, моей мамой и братом. Должно быть, мне в то время было около семи или восьми, но я думал, что настал конец света, когда видел его в больнице.
Мэллори сел в конце кровати, на расстоянии целого мира от меня.
— Я помню, каким ослепительно белым был его гипс. Не знаю, почему я это запомнил, но запомнил. Не мог ничего поделать и смотрел на него. Когда папа заметил, он попросил маму сходить купить мне новый набор разноцветных фломастеров. Когда они дали их мне, и папа сказал рисовать на всём его гипсе всё, что я захочу, это было… — я на мгновение сделал паузу. — Я разрисовал его гипс дурацкими рисунками своих любимых мультяшных персонажей или именами людей, которых знал. Не осталось ни дюйма белого цвета. Мои рисунки не стоили ничего, но когда я, наконец, закончил, спустя три дня, папа сказал, что у него никогда не было более красивого подарка.
Это воспоминание пронзило меня.
Прямо.
Сквозь.
Сердце.
Я пытался ухватить ртом воздух или схватиться за существование, но это было не просто. Моя голова тут же упала на руки, и я с силой прижал ладони к глазам.
Маленькие моменты удовлетворения не стоили этой сокрушительной боли. Жизнь не стоила этого. Как могло быть иначе, когда люди, которых я любил больше всего в мире, стали призраками.
Я не был в порядке.
Я не был в норме.
Я никогда не буду в норме.
— Арчер.
Каким-то образом сквозь тьму своих собственных мыслей я услышал голос Мэллори.
В то время как мой мир сжимался вокруг меня, я повернулся посмотреть на него. Он не смотрел в ответ, просто опустил взгляд на свои руки, которые лежали у него на коленях. Тогда я понял, что Мэллори страдал от собственной боли. Большинство людей, которые не носили в себе такой боли, как наша, не понимали, как с этим справляться. Они обнимали нас, успокаивали и говорили, что всё будет нормально, когда мы знали, что не будет.
— Дэнни сломал руку, когда ему было шестнадцать. Первая кость, которую он сломал в жизни. Он тебе рассказывал?
Я покачал головой, не в силах говорить.
— Выбирался из окна спальни девушки, — фыркнул он с улыбкой на лице. — Конечно же, нарушил комендантский час. Сломал руку, к счастью только в одном месте. Выпрыгнул прямо из окна её спальни на дерево и промахнулся футов на десять минимум. Мог бы голову себе проломить или шею свернуть.
— Похоже на Дэнни.
— Я помню, как мне позвонили посреди ночи. Он разбудил родителей девушки своими воплями. Они отвезли его в больницу и позвонили мне. Когда я его увидел… Боже, это больно. Он выглядел таким разбитым.
— Что вы сделали, когда увидели его?
Он повернулся посмотреть на меня.
— Я рассмеялся.
— Что?
— Может, это было от радости, что я видел его там — относительно нормальным, учитывая все обстоятельства. Может, я просто свихнулся. Но я рассмеялся, и когда это произошло, он тоже начал смеяться. Выражение его лица посветлело. Конечно, позже вечером дома я расплакался, когда он лёг спать. Но теперь он любит рассказывать людям о том, какой я монстр — в шутку, надеюсь. О том, как его отец приехал забрать его после того, как он сломал руку, и только и делал, что смеялся.
— Забавно, какие у нас остаются воспоминания.
— У меня здесь воспоминаний целая жизнь, — он постучал пальцем по своему виску.
— Вы слишком молоды, чтобы у вас была целая жизнь воспоминаний.
Когда он улыбнулся, это выглядело немного слишком натянутым. На это практически было больно смотреть.
— Ты голоден? — спросил он.
— Да. А вам сегодня не нужно на работу? Я сам могу разобраться.
— Нет. Я ненадолго закрыл магазин. Преимущество быть самому себе начальником.
— Верно. Дэнни раньше говорил, что у вас свой магазин. Но я не совсем уверен, что хорошо все помню. Извините.
— Тебе было о чём думать. Не переживай об этом. Вот, что я тебе скажу: как насчёт того, чтобы мы спустились вниз, и ты примешь душ в ванной на первом этаже, а я начну готовить завтрак?
— Конечно.
Когда пар обжигающей воды наполнил большую ванную так, что я почти ничего не мог видеть, я потянулся со стула, на котором сидел, и выключил краны. Так я теперь принимал душ — сидя на стуле. Это было лучше, чем альтернатива: просить кого-то помочь мне принять душ.
Едва справившись, я открыл дверь душа и вышел, стараясь не биться своими гипсами.
Я встал перед зеркалом, потянулся и стёр пар со своего отражения. Человек, который смотрел на меня в ответ, выглядел истощённым. Я выглядел так, будто неделю не спал. Мой взгляд перешёл от бледно-светлых волос к пустоте моих глаз. Оттуда он опустился на моё плечо. Теперь на нём были шрамы, и цвет кожи из-за заживающих синяков был слегка другим.
Я вздохнул и закрыл глаза.
В дверь раздался тихий стук.
— Помощь нужна?
— Да. Минутку.