Мы проехали через окно для водителей, Мэллори заказал дюжину тимбайтс[6]
и два обычных кофе. Когда он расплатился, и мы получили свой кофе и пончики в придачу, он припарковался, но двигатель заглушать не стал.— Слишком холодно, чтобы отключать, — сказал он в качестве объяснения.
Я кивнул, снял перчатки и взял в руки кофе.
— Спасибо, что возите меня.
Он в тосте поднял свой стаканчик с кофе.
— Всегда пожалуйста.
— Если это когда-нибудь станет мешать, я могу вызвать такси или что-то ещё. Или если у вас будут другие планы.
— У меня никогда нет других планов. И по правде говоря, как сказал Дэнни, приятно, когда рядом кто-то есть. Иногда, когда ты постоянно один, забываешь, каково иметь кого-то рядом. Это… мило.
— Так что вы здесь делаете, когда не всё покрыто снегом и льдом и когда температура не безбожно холодная?
— Хожу в походы, плаваю на каноэ, устраиваю пикники у озера. Дел хватает.
— Вы таким занимаетесь?
Мэллори на мгновение сделал паузу, чтобы отпить кофе.
— По большей части я работаю. Что ты сделаешь первым делом, когда поправишься и станешь как новенький?
— Пойду на полигон, — сразу же ответил я. — Мне этого не хватает.
— Полигона?
— Стрельбы.
— Да?
— Так я чувствую себя ближе к отцу.
— Должно быть, ты сильно по нему скучаешь, — осторожно сказал Мэллори.
— По нему и по маме, — я поставил горячий стаканчик рядом со своим бедром, откинув голову на подголовник и закрыв глаза. — Больше всего на свете.
— Должно быть, вы были близки.
Я кивнул.
— Да. Но с моим старшим братом они были ближе. Думаю, дело в возрасте. Он на пять лет старше и всегда был собраннее меня. Наверное, это по-прежнему так.
— Наверное?
— Мы не общаемся.
— А.
— Он живёт в одном из южных штатов. Не уверен, где именно. Не уверен, женат ли он, одинок, или чем занимается по жизни.
— Жаль, что вы двое не поддерживаете связь. Семья может быть важной частью во время скорби.
— Это не мой выбор.
— Нет?
— Я сказал ему, что гей, через несколько мгновений после того, как мы узнали о смерти родителей. Неудачно выбранное время. Это просто выскользнуло, что я так и не смог им рассказать. Он всегда был консервативным, но я не думал, что он так это воспримет.
— И как это?
Я грустно улыбнулся сам себе.
— Плохо. Он сказал, что рад, что наши родители так и не узнали, что им не пришлось жить с этим позором.
— Он такое тебе сказал? — голос Мэллори был резким, но у меня не хватало сил встретиться с ним взглядом.
— Да. Может, он был прав. Он знал наших родителей лучше меня. Я не стыжусь того, что гей, но всё могло бы быть иначе, если бы я рассказал родителям, и они стыдились бы меня. Они были — и остаются — всем моим миром.
Долгое время ни один из нас не говорил ни слова. Я переживал тот момент, как рассказал брату о своей ориентации. Я по-прежнему видел выражение ужаса на его лице — на лице, которое было слишком похоже на моё.
Я понятия не имел, о чём думал Мэллори, но отчаянно хотел знать. Он ничем не был похож на моего отца. Мой отец был громким и неистовым, в то время как Мэллори был спокойным и мягким.
На мгновение я устыдился того, что сравнивал этих двух мужчин. Они были противоположностями, как океан и поле ржи. Совершенно несравнимы. Из разных миров.
— Эй, — Мэллори сжал моё плечо. — Это его потеря и его ошибка. Твои родители никак не могли бы тебя стыдиться. Ты хороший человек, Арчер.
Не в силах сдержаться, я улыбнулся ему.
— Думаю, в крови семьи Патель есть что-то, что говорит, что вы, ребята, единственные, кому я нравлюсь.
— Может, в крови семьи Харт есть что-то, что заявляет, что мы единственные, кого ты подпускаешь близко к себе.
— Наверное, вы правы. Можете попытаться очаровать моего брата? — пошутил я.
Улыбка Мэллори была натянутой, когда он произнёс:
— Не думаю, что какие-то мои слова твоему брату были бы очаровательными.
Его руки крепко сжимали руль, костяшки побелели от напряжения или от холода, или от того и другого.
Не думая, я потянулся и нежно провёл костяшками здоровой руки по ребру его кулака. Казалось, когда он мгновенно расслабился, напряжение исчезло из его тела и вместо этого заполнило воздух в салоне вокруг нас.
Я схватил свои отложенные перчатки с сидения между нами и быстро натянул их обратно на руки.
Без лишнего слова или взгляда, Мэллори включил передачу и вывел грузовик с парковки.
— Вы ходили на такое раньше?
— Конечно, — ответил Мэллори, пожав плечами. — Но не сюда.
Он нашёл группу поддержки в Калгари и настоял на том, чтобы мы сходили. Какой сын, такой и отец.
Дорога до Калгари заняла почти два часа, учитывая состояние дороги. Я был не против. Сидеть на пассажирском месте грузовика Мэллори стало для меня каким-то раем. Я с наслаждением смотрел, как пролетают мимо большие горы, заснеженные деревья у их оснований, кристально-чистые озёра и ручьи, замёрзшие и покрытые белоснежным инеем и снегом. Мэллори нравилось тихо включать по радио классический рок, пока мы ехали, не важно, на какое расстояние. Мне нравилось прислоняться к окну и через лобовое стекло наблюдать, как вокруг нас пролетает мир.
И нравилось наблюдать, как Мэллори ведёт машину.